Виктор Зимаков - Долина истины

правоте и справедливости казнить это прелестное создание. Оказался смелый в подчинении этого дьявола, но все-таки что-то человеческое еще боролось в нем. Подойдя к колодцу, не снимая пропахшую потом одежду, амуницию, офицер самолично достает одно, второе, третье, четвертое, ведро студеной влаги и выливает на себя. Вместе с полученной прохладой твердеет восприятие всего происходящего и окончательно решает, отринув все прежние моральные устои средь люда православного, устроить здесь же во дворе, проверку своего решения, словно отрезвел полковник от тяжкого похмелья. Приказал разбить лагерь, на ночь, глядя, прямо здесь, в стороне от деревни, где из жилищ амбар, мастерская для изготовления телег, небольшой домик и этот амшаник, где застали влюбленных чуть в стороне с широкой и низкой крышей. Небольшая банька да старая изба для летнего проживания. Всё это хозяйство на берегу речной заводи Иши. Судя по развешенным сетям, рыбы здесь водится в достатке, а значит, солдатам будет свежая уха обеспечена. Рядом загон для скотины, где овцы, несколько дойных коров, всё это было решено под расписку, изъять для нужд армии. У Косарева, хоть и небольшое хозяйство, но чтобы как-то смилостивить гостя незваного, решено было за спасибо на пропитание отдать свинью, пару овечек. Всё семейство было в ожидании, как поведет себя дальше полковник и его охрана – человек двадцать. Среди них четыре казака, судя по лампасам с донских просторов, четыре китайца, пара мадьяр, четыре латыша, остальные русские совсем молодые ребята. Начал командир с того, что подозвал хозяина всего подворья:

– Дочка, что с красноармейцем была, она тебе родная?

– Да, господин полковник, семнадцать годков исполниться, вот обручение на следующей неделе решено провести, война то войной, а кому-то в будущем надо хлеб расти, да убирать.

– Ты мне мужик политику не пой, а отвечай прямо на вопрос. Значит девка твоя не замужняя? Но спуталась с врагом и промеж ними, кроме любовных утех ничего не было?

– Никак нет, вот те крест батюшка.

– Никакой я тебе не батюшка, а командир доблестных войск адмирала Колчака, а потому слушай мою волю, если Аленка твоя согласится быть моей наложницей, подругой, но не женой, так и быть, пристрою её в свою сотню. Ну, а жениха выпороть до крови и в сторону красных отпустить. Ежели отказ получу от девки вашей, то прикажу заживо её закопать, где вам угодно будет, а суженный её пусть всё это видит и с виной той жить продолжает. Не хочу я обесчестить твоё семя хозяин, но и поступить иначе не желаю, за те дела, что ваши поселковые учистили на моем пути. Имею я полное право деревни ваши сжечь дотла и вас здесь всех перевесить. Ну, а раз такое приключилось, даю вам час на раздумие, так что всё решать твоей дочке. Хочет жить она со мной без всяких там брачных уз, значит, жива будет, а нет, то перед вечным упокоением, мои солдатики, кто захочет, попользуются её красотой.

Собралось всё семейство, и так и сяк решали, но вот Аленка не дала своего согласия:

– Ройте, батя, могилу мне, вон домовина, то есть, что дедуня себе мой сколотил, церкви потом меня отпоете.

Попросила еще икону Благородицы. Переполох в деревне всей, не было еще такого, чтобы человека, тем более девицу невинную так жестоко казнили, а перед этим еще и обесчестили. Да все понимали, что открой тогда они ворота деревенские, да хлеб соль победителям выставили, может, и не было бы такого страшного последствия. Все-таки решили деревенские люди, как-то уговорить командира. Через час представители, уважаемые от староверов, мусульман, язычников алтайцев, да и прибывших католиков с поселка Тайна во главе со старостами этих деревень, с повинной пришли на заимку Косарева Ивана Гавриловича, просили любой оброк исполнить, лишь бы девчонку от позора уберечь. Ответ полковника, по военному времени справедлив, хоть и суров:

– Вы мужики, посчитай, полторы сотни моих бойцов покалечили, полсотни лошадей утеряно, но приглянулась мне ваша молодуха, коль захочет стать она моей, пойду вам на уступки. Места здесь глухие. Так и быть не порешу ваше хозяйство, а вот налогом вас таким обложу, чтобы все потери мои восполнили, а кромя этого десять новых бричек с овсом, медом, салом, маслом и спиртным моим бойцам на недельный срок и чтобы пока мы здесь находиться будем, никаких обид в отношении моих воинов. Ну, а на счет того, чтобы молодуху вашу не сильничать, поговорю с солдатами, как они решат, так и будет.

Собрал Ботаник всю свою военную братию, обсказал условия свои и пожелания старейших сельчан насчет Алены. Мужики вояки – православные, те все отказались от желания глумиться над дитем невинным, а вот наемники иноземные, те потребовали взамен утехи с девицей по сорок монет золотой чеканки, таковых человек двадцать набралось. Через час сельский староста принес, то, что хотели так называемые интернационалисты. Родители родственники Алены, в слезах, один дед, видно умом рехнулся, ищет лопату, что поострее, а найдя такую, еще и точить принялся. От звука этого еще тошнее стало всем, кто на дворе был. Как-то странно и для чего убедил этот старый Ботаника, что яму для захоронения внучки разрешить копать под навесом у стены амшаника, мол, при любой погоде будет в сухости, упокоенная кровинушка находится. Полковник на всякий случай решил осмотреть строение изнутри, ощупал, осмотрел всё, заставил от стены убрать поддоны и короба старых ульев, устройства для выгонки мёда. Стены крепкие, из кедрача, пол вроде земляной. В общем, никаких подозрительных причин для рытья ямы под заклание и возможности освобождения закопанной в землю девицы, он не обнаружил. Осмотрел также офицер сделанный дедом для себя гроб, не заметил, правда, что одна боковина, уже наполовину прогнила и чуть надави в этом месте – доска развалится. По приказу старшего копать дозволили родственникам, под присмотром двух воинов. Рыть могилу начал дед Ерофей прям у бревенчатой стены. Подошедший отец Аленки еще попытался высказать недовольство:

– Что ты, мол, старый, совсем умом тронулся, вплотную к бревнам копаешь.

Дед же, отведя в сторону сына, всего-то и сказал тихо:

– Ты, сынок, поди, сам знаешь, что под полом то, внутри постройки у нас подвал обустроенный плахами для тайной клади разной и что улья больно буйные. Благодари Бога, что полковник пол не простучал да не обнаружил люка, что я землей присыпал. Так, что уловите момент, чтобы старший сын Авдей незаметно в омшаник проник через люк в тайный схрон и спуститься. А я как начну копать, метра через полтора, чтобы доски не видны были, он пусть пруток просунет, чтобы не обнаружилась сто стороны воинов та стенка из труслявых тесин, глядишь, и спасем так внучку нашу.

Понял Иван Гаврилович задумку отца своего старого. Хватит, говорит, бабы ныть, вы лучше устелите домовину, где чадо схоронем. Омойте, оденьте, священник пусть сделает, что положено перед похоронами.