Виктор Зимаков - Лебедь черный

Редактор Дмитрий ЗИМАКОВ

Дизайнер обложки Елена ПЕТРЯЕВА

Корректор Светлана ПРОКАЕВА

© Виктор Федорович Зимаков, 2018

© Елена ПЕТРЯЕВА, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4490-9031-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЗИМАКОВ Виктор Федорович.Родился на Алтае в 1947 году. После окончания Красногорской школы поступил в Омское высшее общевойсковое командное училище. Служил в различных подразделениях Забайкальского военного округа. Офицер запаса с 1990 года. Проживает в Барнауле.

Книга о Сибиряках которые в делах ратных уничтожали фашистов, прыгали на вражьи позиции с самолетов без парашютов. Отстаивая веру истинную, избирали вольно Голгофой Красную площадь Москвы. Тяжелая доля штрафников и юмор из жизни жителей этого прекрасного края. Одна из версий нахождения золота Колчака на Алтае.

Посвящается Кошелевой Софии Ивановне

Так будет каждому по вере —

небесный дом и брачный пир,

и по одежде будет мера,

духовный свет, душевный мир.

Кладбища России, как вас много, и все разные. В одном схожесть: испокон веков наши предки для успения выбирали чистое, возвышенное и открытое солнцу место, ибо понимали, что здесь последняя ступень нашего земного бытия и первая к тому, кто создал наш мир, где хранят память о прошлом. Ушедшие в небытие жили с надеждой, что на их прах не упадет тень гроба последующего поколения, что они никогда не будут потревожены разочарованием потомков в их веке, не будут снесены их надгробия в угоды новым государственным потрясениям. Кладбище – суть-то «клад». Или, погост – опять же «погостить». А схоронить – всё тоже: сохранить что-то близкое, дорогое и необъятное.

А посадил ли ты цветы на могиле близкого своего? Сделал ли так, чтобы памяти ушедшего было уютно? А помолился ли ты о его грешной душе? Дал ли упокоение для вечной жизни? Камни надгробий над нашими потомками— это ступени в твое будущее.

РАСПЯТАЯ ПАМЯТЬ

Возвращаясь на исходе дня из командировки из Горного Алтая, на въезде в Бийск я решил «проведать» могилу своего деда Ивана. Оставив машину на обочине Чуйского тракта и обходя бугорки могил, памятники и покосившиеся кресты, вдруг услышал тихий, еле различимый с приговорами плач. Были в этом плаче какие-то особые рвущие душу звуки. Эти звуки напомнили мне погребальную песню, которую я слышал в детстве. Плач, песнопение, напутствие, уходящим в небытие, что их помнят, чтят и любят, и надеются на встречу на небесах. Плач был без надрыва, вскриков, как бы перекатом вместе с закатом солнца уходил за горизонт к дальнему лесу, едва различимому с горы, насыщая миром и покоем последний приют жизни человека.

Обойдя заросли боярышника и оказавшись перед небольшой поляной, я онемел от увиденного. Кто-то ради упокоения лишь одного своего родственника, словно бульдозером, снес всю память о других захоронениях на этом месте. Кресты, памятники, дерн с могильных холмов, оградки, венки – всё это, безжалостно вырванное с десятка могил, было безобразно свалено в одну кучу.

Новая, стальная, излишне высокая остроконечная стена железного частокола словно проводила границу между нелюдским кощунством и надругательством над обычаями, традициями христиан. Посередине этой металлической клетки возвышался огромный, не памятник, а какой-то уродливый мраморный постамент, отдающий холодом угрюмости, безвкусицей и попранием православных символов об умершем человеке. Разбросанные за этой массивной, неприступной оградой бутылки, банки из-под спиртного и другой мусор не поминок, а «пиршенства» неизвестных, говорили о нулевой морали тех, кто совершил этот вандализм. Даже взгляд с фотографии почившего в этой крепости, ещё молодого, мужчины, как бы с тоскою и упреком созерцал последствия нелюдского отношения к уже вечным своим соседям по несчастью.

И посреди этого хаоса опрятно одетая женщина преклонного возраста пыталась собрать то, что осталось от когда-то ухоженного места памяти о близком человеке. Красоту, статность, молодость, теплоту, доброту души не тронули невзгоды и трудности прожитых лет. Со вкусом уложенные волнистые волосы, плавный изгиб ещё темным бровей, пушистые ресницы, когда-то полнокровные чувственные губы не вызывали сожаления к её возрасту. И ещё глаза с необычной синевой, в них хотелось смотреть, разгадать причину их покоя, притяжения, глубины мысли. Как бы упреждая мою неловкость и растерянность, она первой начала разговор. Подтвердив моё предположение, что похоронен «новый русский», некий «бизнесмен», зверски убитый своими же подельниками, она тихим приятным голосом сказала:

– Жаль мне этих людей за их грех, не ведают о проклятии и возмездии. Нет, не от меня, Боже, упаси желать им плохого. Как меня в жизни не било, но так горько мне впервые. Они ведь и оградку с могилы моего мужа снесли, а там и для меня место было. Да Бог с ними, душой-то я и после смерти всегда с ним буду.

Редко удается быть слушателем, тем более пожилых людей, освященных мудростью, но что и как говорила эта красивая седовласая женщина, заставило меня забыть о времени и причине моего появления здесь. Послушаем же вместе этот рассказ о жизни трудной, долгой, но праведной.

ИСТОКИ РОССИИ

«Выходцы-то мы из Пензенской губернии. Крестьянствовали и деды, и прадеды. Я ведь на земле родилась. Родительница, будучи на сносях, ранним утром понесла поесть мужикам в поле, да видно уж судьба – родила меня в мокрой от росы траве. Матушка-мордовка, хоть и крещенная, возьми, да и назови меня Росиной. Долго потом священника уговаривали, чтобы тот, вопреки христианскому обычаю, окрестил меня этим именем. Тогда священник и предсказал родителям: «Много горя вашей дочери придется испытать, а вода еще не раз её крестить и испытывать будет». Погрузил он меня трижды в реке Чембарке, недалеко от Пензы, в теплой летней воде, а в первый раз-то пророчество в разгар войны Гражданской и сбылось. Белые, красные, а между них банды разных мастей.