Евгений Федоров - Каменный Пояс. Книга 2. Наследники

Елизавета Петровна молча выслушала доклад.

– А Демидов где? – спросила она.

– Ваше Величество, – поклонился генерал-полицмейстер царице. – Дознано, еще ночью промчал градскую заставу и отбыл из столицы…

Черная мушка чуть-чуть задрожала над губой Елизаветы Петровны; глаза ее улыбались: по всему видно было, озорство Прокофия ее забавляло.

– Что же, – сказала она генералу, – коли съехал вовремя, так тому и быть! Удал и проворен, выходит, колесом ему путь-дорога!..

Возвращаясь из Санкт-Петербурга, Прокофий Акинфиевич на этот раз остановился в Москве в старом дедовском доме, на Басманной. Он шумно подкатил к ветхому покосившемуся подъезду и выскочил из коляски. Прознавшая об удаче наследника дворня встретила его низкими поклонами и льстивыми восклицаниями. Демидов прошел в большой полупустынный зал. Печи были жарко натоплены; потрескивало, рассыхаясь, старинное дерево. Блестели полы, натертые воском. Хозяин вышел на середину покоя и захлопал в ладоши.

– Слушай, холопы, отныне я тут владыка! – провозгласил Демидов. Странной вихляющей походкой он обошел дом, везде замечая непорядок. Но дворня терпеливо переносила все причуды нового хозяина.

Весь вечер Демидов привередничал; холопы сбились с ног, ублажая своего владыку.

Прознав о приезде и удаче Прокофия Демидова, наутро к нему спозаранку приплелась старушонка-процентщица. Заводчик сидел за столом, насыщаясь и благодушествуя. Старушка робко переступила порог.

– Батюшка ты мой, кормилец, премного обрадовалась весточке! Уж как рада, как рада!..

– Чему же ты рада, матушка? Небось дрожала за денежки? – с ехидцей прищурил глаза Демидов.

– Что ты, батюшка, вашему корню крепко верю. Я еще с дедом твоим была знакома. Разве позарятся Демидовы на мои гроши? – угодливо прошамкала старуха.

Завидя на столе поблескивающую в графинчике наливку, процентщица засияла.

– Может, пригубишь? – лукаво предложил Прокофий Акинфиевич.

Старушка подняла сморщенное лицо, вздохнула:

– Грешна, батюшка, ох, грешна, пригублю…

Демидов налил чарку полыновки, поднес бабке. Она, не моргнув, выпила и облизалась.

– Ох, и до чего хорошо! Спаси тя осподь, сынок! Ох, благодарствую, голубь…

Не давая передохнуть, хозяин налил вторую чару. Бабка и эту опорожнила залпом и повеселела.

– Ну вот, теперь и о деле можно говорить! – улыбнулся Демидов.

– И верно. Теперь оно куда как веселее. Милый ты мой, знаю, не обидишь старую. – Ростовщица по-собачьи заглядывала в глаза хозяину.

– Уж как условились! Получай должок с процентами.

– Слава тебе, господи! – перекрестилась старуха. – Я так и знала. Пошли тебе Всевышний счастья и доли.

В глазах Прокофия заиграли озорные огоньки:

– Только вот какая неудача вышла, матушка. Дело-то я выиграл и деньги-то все сполна получил. Но вот грех – деньги-то все медные. Все – все до копеечки! Вот хочешь, бери, хочешь, оставь на другой раз.

Гостья тревожно насторожилась:

– То есть как на другой раз? Нет, ты, милок, ноне мне выдай! Все едино – медные так медные!..

Она беспокойно заерзала в кресле. Тревожные мысли овладели ее скупым сердцем. «Сбежит, поди, молодец! Эк, сколько привалило, да в нехозяйские руки. Профукает по столицам!»

Потирая руки, веселый Прокофий встал и позвал старуху за собой:

– Коли так, идем в кладовушку. Отсчитывай и бери с собой! Да торопись, а то раздумаю…

Бабка засуетилась, поспешила за Демидовым. Он привел ее в кладовушку. Прямо на полу тускло поблескивали горы мелкой монеты.

– Считай сама! Мне недосуг. Считай по-честному…

У ростовщицы разбежались глаза. Перед ней были добротные тяжелые семишники старинной чеканки. Прокофий, улыбаясь, прикинул: «На две тысячи червонцев, поди, пять ломовиков надо…»

Старуха хлопотливо принялась за счет должка. Она старательно выгребала семишники и, отсчитывая их, складывала в аккуратные столбики. Делала она это с охотой, любуясь добротной чеканкой. Прошел час-другой, перед бабкой выросла горка монет. Но пока она всего-навсего насчитала сотни две рублей, а дело шло к полудню. Прокофий, ухмыляясь, расхаживал по чулану. И когда старушонка изрядно вспотела, он ненароком споткнулся и задел ногой выстроенные столбики монет. Семишники со звоном рассыпались…

– Ах ты, господи! – заохала старуха и дрожащими руками принялась снова отсчитывать…

В окошко чулана глядело веселое солнце, сильно пригревало; утомительный счет морил старуху. Хотелось есть. В глазах рябили семишники, семишники без конца… Руки дрожали. А тут в мысли лезли разные домашние дела, счет путался… Все мешалось…

– Ах, господи, какое несчастье! – вздыхала бабка; на глазах ее засверкали слезы. Она со страхом оглянулась на Демидова.

– Считай, считай, старая! – торопил он. – Мне некогда, коли не сочтешь до вечера – пиши пропало!..

– Кормилец ты мой, чую, со счету собьюсь…

Маленькая, согбенная, она жадными руками пересыпала с места на место медные семишники. Старухой овладело отчаяние. Натешившись вволю ее беспомощностью, Прокофий Акинфиевич сжалился над своей жертвой:

– А что, не дать ли тебе, матушка, золотом, а то, чай, медь-то неудобно нести?

– И то, родимый, золотом-то сподручнее! – согласилась обрадованная старуха.

Демидов подошел к ларцу и вынул тугой мешочек.

– Так и быть, бери последнее!

Он развязал мешочек и высыпал на стол золотой поток. Глаза старухи заискрились. Она вновь ожила. Протянув сухие скрюченные пальцы, процентшица заторопила его:

– Давай! Давай!..

Старуха не могла оторвать глаз от золота. Оно звенело, сверкало, притягивало к себе таинственной необоримой силой. Как жаркие, горячие угольки, сияющие золотые монетки жгли морщинистые руки. Она пересыпала их из ладошки в ладошку, наслаждалась блеском и звоном.

«Эк, и жадина же, в могилу скоро, прости господи, а все не угомонится!» – сморщился заводчик.

Блеснув на золотом листопаде, луч солнца погас. Было далеко за полдень.

– Ну пора, старуха. Покончили, рассчитались. Уходи! – натешившись, заторопил ее Демидов.

Она еще раз бережно пересчитала золото, крепко увязала его в платочек, но не уходила, чего-то выжидала…

– Ты чего же? – удивленно посмотрел на нее Прокофий. – Аль забыла что, иль недовольна?

– Что ты, батюшка, уж как и довольна, как и довольна. Спасибо, кормилец!

– Тогда что же?

Цепким взором старуха окинула горки медных семишников и вдруг робко попросила:

– Дозволь, батюшка, их заодно… Все равно тебе-то ими некогда заниматься. Отдай, касатик!

– Да ты что ж, сдурела, старая? Ведь это денежки, а денежки счет любят!

Бабка кинулась хозяину в ноги.

– Милый ты мой, осчастливь старую! – Она залилась горькими слезами, словно потеряла дорогое…