Александр Зарубин - Волчья дорога. История времен тридцатилетней войны

Спасённую Рейнеке попытался донести до лагеря сам, не доверяя никому такое дело. Итальянец Лоренцо сунулся было – то ли помочь, то ли посоветовать что-то весёлое. Сунулся и отлетел, как ошпаренный. Впрочем, голосу разума в лице увязавшейся за мужем Магды парень вскоре внял. Спасённую девушку – капитан заметил длинную прядь волос – уложили на сымпровизированные Гансом носилки. Дальше солдаты дошли без приключений. И ношу свою драгоценную донесли, даже не уронили ни разу.

Пока капитан сдавал лошадей, церемонно извинялся перед французами – гигант де Брасье извинения принял, пусть и с ворчанием – Магда бесцеремонно заставила юнкера уложить его ношу на лавку и погнала за водой. Солдаты сгрудились вокруг, Яков подошёл тоже – интересно было посмотреть, из-за кого чуть не пришлось под крестьянскую косу подставляться.

Девушка. Совсем молодая, лицо – простое, круглое с россыпью ярко-рыжих веснушек. Довольно милое… Яков скосил глаза на Рейнеке и подумал, что вслух это говорить не стоит. Не типичное для этих мест лицо, капитану почему-то пришёл на ум полковник О'Рейли. Яков даже пытался вспомнить, а не проходил ли их полк в этих местах лет эдак пятнадцать – шестнадцать назад. Лицо бледное, щеки горят, глаза – закрыты.

«Если умрёт – будет обидно. Зря подставлялись» – подумал было капитан, но тут девушка на мгновение открыла глаза и прошептала пару слов. Капитан расслышал «Милый ангел», а дальше шёл совсем бред. И провалилась в беспамятство снова.

– Что с ней? – спросил Рейнке сам не свой от волнения. Магда пощупала девушке лоб и от души выругалась.

– Да заморозили девчонку, ироды деревенские. Вон, горит вся. Шутка ли мороз такой… простудилась…

Пристроившийся в углу у печки мастер-сержант на этих словах весело хмыкнул:

– Простудилась, бедная. На костре стоя. Ну точно, ведьма… Эй, Рейнеке, я же шучу… – поспешно добавил он, видя как юнкер тянется к кинжалу.

Капитан подумал, что теперь без него разберутся и ушёл наверх. Спать хотелось ужасно.

Комната Якову досталась маленькая, тёмная и довольно грязная. Но кровать в ней нашлась и даже стол с табуреткой. Капитан сел на тонкий матрас, огляделся – клопов вроде нету и подумал, стоит ли раздеваться или судьба подкинет ещё один аларм на ночь глядя. Потом решил, что на сегодня приключений достаточно и начал стаскивать с себя сапоги. Стащил один и тут в дверь постучали. Тихо, но настойчиво…

– Да, – прорычал Яков. Дверь распахнулась. На пороге статуей застыл Рейнеке. «Опять он, – подумал капитан, – но в этот раз, хотя-бы одет для разнообразия».

– Что случилось?

– Герр Капитан, я… я протестую.

– По поводу чего?

– Вы говорили, про передачу нашей, – тут парень на миг замялся, – в инквизиционный суд.

Якову остро захотелось рассмеяться. А потом взять и загнать парня в самый дальний караул до скончания времён, чтобы не издевался на ночь глядя над офицерами. Но потом расхотелось. Очень уж серьёзно выглядел пацан. Очень уж прямо держался. Даже кафтан застегнул на все пуговицы. Поэтому капитан просто сплюнул и выругался.

– Рейнеке, мать твою, ты хоть один инквизиционный суд в империи видел? Их и нет уже давно. Хочешь знать – последний закрыли, когда сержантский берет ещё был в моде. Да в этой глуши вообще ни одного суда нет, передавать некуда. Но если ты так волнуешься – бери бумагу, пиши.

Юнкер подчинился. Капитан сплюнул ещё раз и начал диктовать.

– Заседанием суда военного трибунала» – поставь дату…

– А какое сегодня…

– Любую, не отвлекайся. В составе. Двоеточие. Как у тебя полное имя, парень? С титулом?

– Барон фон Ринген унд Лессе цу…

– Значит в составе благородных и достославных вольных солдат императора нашего Фердинанда, господ Фон Рингена и Лессе. Рассмотрел дело, подданной императора… имя потом впишешь. Подозреваемой в колдовстве. И вынес решение.

Юнкер вздрогнул, капитан усмехнулся и продолжил.

– А вот здесь пропусти пару строчек. И внизу напиши. Приговор окончательный пересмотру не подлежит. Все. Свободен. Печать у сержанта

– А… герр капитан. Какое решение писать?

– А какое хочешь… под твою ответственность теперь.

Надо было добавить пару фраз – предупредить парня, чтобы не увлекался, но Яков взглянул в юнкеру в глаза и решил – сойдёт и так. И попросил юнкера закрыть дверь с той стороны. Спать хочется всем, даже иногда и начальству. Вот Яков подумал и завалился – как есть, в одном сапоге. А то мало ли что…

Дом затих, только Магда крутилась вокруг спасённой девушки. Магда, да Рейнеке-юнкер, прогнать которого у Магды не получилось. Девица то приходила в себя, то проваливалась обратно в беспамятство. В один из таких моментов Магда услышала вдруг, как юнкер, с совсем неуместной здесь церемонностью спрашивает у девушки её имя.

– Анна, – прошептала она и опять потеряла сознание.

«Замечательно, – подумала Магда, безжалостно отгоняя Рейнеке от больной подальше, – от кого же ты, красавец, бежал на ночь глядя, да ещё и в одном сапоге? Сеновал теперь не повод для знакомства? Впрочем, кто бы говорил…»

Под утро выпал снег, укутал землю и еловые ветви в лесу блестящим, переливающимся искрами на солнце одеялом. Это было красиво – как отметил про себя Яков выйдя на двор. Отметил краем глаза, той частью головы, что не была наглухо забита ротными делами и бедами. Обоз, повозки, солдатская обувь, вся тысяча и одна мелочь требующая капитанского внимания. «Припозднилось начальство с роспуском на зимние квартиры, ой припозднилось» – вздохнул он тяжело, прикидывая про себя сколько бед несёт роте эта красота. Если бы вышли из лагеря на неделю-две раньше – шли бы спокойно по твёрдой земле. А сейчас – разлапистые зелёные ели за забором укрыли снежными шапками пушистые ветки, зимнее солнце пробилось из-за туч, светило вовсю, его лучи играли на снегу, пуская в глаза яркие разноцветные искры. Капитан поморщился. Белый, искрящийся снег лежал везде. Чистый, праздничный. Лесли представил себе пеший марш по такой красоте и от души выругался. И не идти нельзя – сейчас деревенские очухаются…

Внезапно под ухом заскрипел снег, оторвав его от невесёлых мыслей. Яков обернулся. По двору перевалку шёл мастер-сержант, задумчиво почёсывая на ходу лохматую бороду.

– Доброе утро, герр капитан. – вежливо поздоровался тот.

– Доброе, сержант, доброе. – ответил Яков, смотря как парни из третьего капральства пытаются вытолкнуть обозную телегу за ворота. Колеса скользили по снегу и льду, застревали в ямах, оглобли выворачивались из рук. Люди ругались, кляня на чем свет стоит тяжёлую махину.