Александр Зарубин - Волчья дорога. История времен тридцатилетней войны

– Что здесь происходит? – размеренно произнёс Яков.

Глухой ропот в ответ. Толпа подалась назад. Ещё немного. Но не разошлась, даже сомкнулась плотнее. Яков привычно – за войну случалось унимать мятежи – пробежал взглядом по первым рядам, примечая вожаков.

– Эй, вы, трое, – ткнул он пальцем в тех, кто показался ему таковыми. Как и все, вислоусые, обветренные деревенские дядьки, но на вид побогаче остальных. Один из них шустро спрятался за спины соседей.

– А ну оба, ко мне… – двое оставшихся шагнули вперёд, сдёрнув с голов мохнатые шапки и опасливо косясь на капитана.

– Что здесь происходит? – ответить попытались все разом, да так что ничего не разобрать.

– Молчать, – рявкнул Яков опять, надсаживая горло. – Что здесь происходит, я вас спрашиваю? – и ткнул пальцем ещё раз в самого толстого. Тот измял всю шапку, и начал говорить, трижды протитуловав капитана «вашей светлостью». На колени, правда не упал, и на том спасибо.

Говорил крестьянин долго, суетливо показывая пальцами то на небо, то на чёрный столб. Привязались, по его словам, к деревне несчастья да беды. С самого лета привязались, как раз когда деревня пыталась продать солдатам стоящий на полях урожай.

«Интересно, свой?» – подумал про себя капитан. Мужик, оказавшийся местным старостой, деловито рассказывал меж тем про беды и несчастия. Мало того, что какой-то бородатый сын дьявола безбожно обсчитал тогда крестьян на честно заработанные на урожае талеры, так и соседи, собравшись со всей округи крепко набили им морды. И все прочие части тела тоже. По колдовскому наущению, не иначе…

«Значит, не свой, раз побили», – подумал капитан мельком, пытаясь вспомнить – а не проходила ли рота осенью через эти края.

Крестьянин меж тем, все также махая руками рассказывал о кознях диавольских, переполнивших чашу… А кто виноват – понятно дело, ведьма. Давно уже на подозрении была. А уж когда вызванный из бездны зверь порвал господина трактирщика – оного господина капитану тут же предъявили на обозрение. Жалобно стонущего и перевязанного холстиной с ног до головы. Короче, терпение у крестьян кончилось и пошли они правосудие чинить. Как водится, не над теми, кто виноват, а над теми, до кого можно дотянутся.

Яков обвёл толпу глазами ещё раз и похолодел – давать крестьянам говорить было ошибкой. Толпа успокоилась, отошла от первого потрясения и начала накручивать себя – каждое слово старосты встречалось густым одобрительным гулом, криками «так» и «правильно». Староста уже не робко отчитывался перед офицером – орал, махал руками, накручивая толпу. Кольцо вокруг капитана постепенно сжималось – блеск стали и золото шитья на офицерском шарфе капитана ещё держали передние ряды поодаль. Но сзади не видели стали, там слышали только слова – и напирали вперёд, теснили передних. Кое-где над толпой сверкнули в лунном свете жуткие стальные полукружия. Лезвия кос, насаженные торчмя. Капитан уже видел их в деле и его передёрнуло.

Ещё один вдох.

– Назад, – крикнул Яков во всю силу лёгких, – самосуд чините, сволочи.

– Прощения просим, ваша светлость, – теперь староста, почуяв силу, говорил уверенно и даже нагло, – но никак нет. Наша воля…

– Колдовство – дело инквизиционного суда. Не ваше, мужичье дело, в таких материях разбираться…

– Мы, ваша светлость, не католики чёрные, веры истинной держимся, евангелической. Нам инквизиция без надобности. Сами разберёмся, по всем правилам, люди просвещённые,…

– Хорош болтать, жги, – заорал кто-то – молодой, да нетерпеливый, выскакивая из задних рядов и занося над головой иззубренную косу.

Громом ударил мушкетный залп. Торопыга застыл, коса, перевернувшись, упала с перебитого древка. Парень в испуге шагнул назад, оступился и сел прямо в костёр. И тут же вскочил, убежал с диким криком. Яков обернулся – посреди леса, во тьме под еловыми ветками вспыхнула россыпь злых оранжевых точек – огоньки солдатских фитилей.

«Больно много, – машинально отметил себе капитан, – я приказал поднять одно капральство». На миг воцарилась тишина. Мёртвая, как в сердце бури. И вдруг толпа глухо гудя, шарахнулась в стороны, давая дорогу кому-то.

Тишину разорвал скрип сапог – холодный, мерный звук, царапающий душу. В проход между людьми спокойно шёл человек. Не шёл – шествовал. Капитан его даже не сразу узнал – несуразный берет на голове, клочковатая борода торчком, короткое древко полупики небрежно лежит на плече. Ротный мастер-сержант, но вид у него был такой, что спрятаться захотелось не только крестьянам.

А сержант вышел в середину освещённого круга, остановился и небрежно бросил

– Вольно, – уставная команда сопровождалась величественным взмахом руки. Достойным иного маршала. Яков не знал, что старый волк задумал, но, на всякий случай, решил подыграть.

– С кем имею честь? – спросил он сержанта – вежливо, с поклоном, как старшего по званию.

– Йорг фон Фрундсберг, к вашим услугам. Толпа испуганно зашумела, попятилась…

– Но… но ваша… – запинаясь, спросил кто-то из задних рядов…

– Зовите меня просто – герр оберст, – тем же тоном проговорил сержант.

– Герр оберст, но вы же умерли. – Знаменитый фон Фрундсберг, полковник ланскнехтов действительно умер добрых двести лет назад. Пугать его именем детей и шведов это пока никому не мешало.

– И что? – ответил сержант, ловя храбреца взглядом, – это повод оставлять полковое знамя? Тем более, что на нем изображены Христос, Богородица и все святые… А с таким знаменем, строем и под барабан – черти в аду закрыли все, что можно закрыть и спрятались перед нами. На всякий случай. Разумная, с их стороны предосторожность, я вам скажу. Вот и идём, по старой памяти обратно на землю. Без меня в Германии еретики расплодились, говорят… – тут сержант обернулся, внимательно посмотрел на привязанную к столбу фигуру, хмыкнул в усы и сказал

– Что, уже искореняете? Правильно, так и надлежит поступать с врагами римско-католической веры… А больше лютеран здесь нет? Ну тогда можете идти по домам, я вас больше не задерживаю. – сержант сделал величественный, явно подсмотренный у архиепископа жест – отпускаю, мол.

Поле опустело вмиг, только пятки засверкали… Сержант задумчиво поглядел вслед убегавшим, пару раз пнул ногой потерянные в давке вещи, нагнулся, подобрал чью-то шляпу, повертел в руках. Оглядел поле ещё раз и глубокомысленно заметил:

– Да, капитан, такого быстрого бега я давно не видел. Надо будет наших орлов подучить…

– Только берет не потеряйте и наши себя ещё покажут… герр оберст… – страх ушёл, Якова почти против воли потянуло на веселье… тут он напомнил себе, что пехотному офицеру ржать как лошадь неприлично, отвернулся и пошёл к солдатам.