Дмитрий Володихин - Иван Грозный: Бич Божий

Таков и был действительный ход событий. Разумеется, в подобных обстоятельствах слухи о незаконнорожденности великого князя были выгодны и сторонникам Старицким, поскольку оправдывали их стремление к трону, и сторонникам Шуйских, поскольку ослабляли и без того нетвердую позицию группировки, честно ориентировавшейся на самого Ивана Васильевича.

Итак, в конце 30 – первой половине 40-х гг. XVI столетия Шуйские делают несколько решительных шагов к верховной власти и на некоторое время завоевывают ее [20] Символом особого положения Шуйских стало принятие кн. Василием Васильевичем Шуйским древнего, ставшего к середине XVI столетия архаичным титула наместника Московского. . Для этого им пришлось в 1538 г. разгромить слабейшего противника. Весной Шуйские арестовали кн. И.Ф. Телепнева-Оболенского, отправили его в темницу и там уморили голодом. Двух представителей рода Шуйских пожаловали боярским чином, и вместе с прежними боярами-Шуйскими в Думе сидело уже четыре князя этой фамилии! [21] Зимин А.А. Состав Боярской думы в XV–XVI вв. // Археографический ежегодник за 1957 год. М., 1958. С. 55. . Осенью того же года князь Иван Федорович Бельский был взят под стражу, а свита его разослана «по селом»; дьяк Федор Мишурин, возвысившийся еще при Василии III и державшийся партии великого князя – мальчика, обезглавлен «без государского веления»; боярин Михаил Васильевич Тучков выслан из Москвы «в село»; а через несколько месяцев митрополит Даниил сведен с кафедры. Летопись, отражающая точку зрения Церкви, сообщает о событиях того времени следующее: «…и многу мятежу и нестроению в те времена быша в христианьской земле, грех ради наших, государю младу сущу, а бояре на мзду уклонишася без возбранения, и много кровопролития промеж собою воздвигоша, в неправду суд держаще, и вся не о Бозе строяше, Богу сиа попущающе, а врагу действующе» [22] Никоновская летопись // Полное собрание русских летописей. М., 2000. Т. 13. С. 126. . В 1542 г. Шуйские свергли митрополита Иоасафа, вступившегося за кн. И.Ф. Бельского. Тот же Бельский отправился на Белоозеро «в заточение» [23] Где его позднее и убили. , а его виднейшие сторонники – в ссылку «по городом». Летопись добавляет: «И бысть мятеж велик в то время на Москве и государя в страховании учиниша» [24] Никоновская летопись // Полное собрание русских летописей. М., 2000. Т. 13. С. 141–142. . Более того, с кн. Бельским расправились вопреки мнению малолетнего государя, который его «в приближении держал и в первосоветниках». Шуйских поддерживала мощная группировка московской знати и, возможно, Новгород, не было силы, способной им противостоять [25] Результатом мятежа стало пожалование боярским чином трех сторонников Шуйских: кн. Андрея Дмитриевича Ростовского, Ивана Семеновича Воронцова и князя Федора Ивановича Скопина-Шуйского // Зимин А.А. Состав Боярской думы в XV–XVI вв. // Археографический ежегодник за 1957 год. М., 1958. С. 57. . Покуда свершался переворот, малолетнего государя разбудили среди ночи и заставили «пети у крестов». Великий князь, несмотря на громкий титул, был бессилен как-либо помочь своему любимцу кн. Бельскому… Он не был настоящим государем даже в своей комнате! Но самое страшное унижение ему пришлось испытать в сентябре 1543 г. Шуйские и их сторонники избили государева приближенного, Федора Семеновича Воронцова, за то, «…что его великий государь жалует и бережет» [26] Александро-Невская летопись // Полное собрание русских летописей. М., 1965. Т. 29. С. 144. Это произошло во время заседания Боярской думы! На Ф.С. Воронцове разорвали одежду и собирались его убить. Иван IV едва упросил пожалеть своего фаворита. Однако уговорить Шуйских не отправлять Воронцова в дальнюю Кострому, а ограничиться ссылкой в близкую Коломну, великому князю уже не удалось. Впрочем, торжество Шуйских длилось недолго. Через несколько лет они перестают играть столь заметную роль. Но, по некоторым версиям, напоследок Шуйские громко хлопнули дверью, натравив в 1547 г. московский посад, разозленный большим пожаром, на родственников Ивана IV, Глинских. Тогда погиб князь Юрий Васильевич Глинский, буквально разорванный толпой, а другие члены семейства пытались бежать в Литву, опасаясь такого же конца. Их вернули, государь им это малодушие простил, и дело было «замято».

Для мальчика период приблизительно в шесть или семь лет стал самым черным, самым горьким во всей биографии. Между 1538 и концом 1543 г. в Московском государстве настала пора «Шуйского царства». А для мощного клана аристократов юный государь был всего-навсего пешкой в большой игре. Позднее сам Иван IV будет с горечью вспоминать о годах заговоров: «…когда по божьей воле, сменив порфиру на монашескую рясу, наш отец, великий государь Василий, оставил это бренное земное царство и вступил на вечные времена в царство небесное, предстоять перед царем царей и господином государей, мы остались с родным братом, святопочившим Георгием. Мне было три года, брату же моему год, а мать наша, благочестивая царица Елена, осталась несчастнейшей вдовой, словно среди пламени находясь: со всех сторон на нас двинулись войной иноплеменные народы – литовцы, поляки, крымские татары, Астрахань, ногаи, казанцы, и от вас, изменников, пришлось претерпеть разные невзгоды и печали… [27] Иван Васильевич называет людей, переметнувшихся на сторону врагов Московского государства – кн. Семена Федоровича Бельского, Ивана Васильевича Ляцкого и большого дьяка Псковского Радиона. . Потом изменники подняли против нас нашего дядю, князя Андрея Ивановича, и с этими изменниками он пошел было к Новгороду… а от нас в это время отложились и присоединились к дяде нашему, к князю Андрею, многие бояре во главе с твоим родичем… Но с Божьей помощью этот заговор не осуществился…» Но худшие воспоминания остались у Ивана Васильевича именно от периода, начавшегося после смерти Елены Глинской: «Было мне в это время восемь лет; и так подданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правителя, об нас же, государях своих, никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе и перессорились при этом друг с другом. И чего только они не натворили! Дворы, и села, и имущества наших дядей взяли себе и водворились в них. И сокровища матери моей перенесли в Большую казну, при этом неистово пиная ногами и тыча палками, а остальное разделили… Так вот князья Василий и Иван Шуйские самовольно навязались мне в опекуны и так воцарились; тех же, кто более всех изменял отцу нашему и матери нашей, выпустили из заточения и приблизили к себе. А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея, и на этом дворе его люди, собравшись, подобно иудейскому сонмищу, схватили Федора Мишурина, ближнего дьяка при отце нашем и при нас, и, опозорив его, убили; и князя Ивана Федоровича Бельского и многих других заточили в разные места; и на церковь руку подняли: свергнув с престола митрополита Даниила, послали его в заточение; и так осуществили все свои замыслы, и сами стали царствовать. Нас же, с единородным братом моим, святопочившим в боге Георгием, начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде, и в пище. Ни в чем нам воли не было, но все делали не по своей воле и не так, как обычно поступают дети. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас не взглянет – ни как родитель, ни как опекун и уж совсем ни как раб на господ… Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать мне о доставшейся родительской казне?» [28] Переписка Андрея Курбского с Иваном Грозным // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI в. М., 1986. С. 43, 45. . Любопытно, что итальянский архитектор Петр Фрязин в 1538/39 г. бежал за рубеж от «великого насилия» бояр, а бегство свое оправдывал состоянием страны, емко переданным в одной фразе: «мятеж и безгосударьство» [29] Акты исторические. СПб., 1841. Т. I. С. 203. . Это подтверждает слова государя, а также свидетельства ряда других источников.