Владимир Фомин - Верная подруга Императрицы

– «Я пришла, чтобы взглянуть на малыша», – проговорила Она.– Позвольте, Я схожу в детскую и принесу его.

Следом за Государыней я поднялась наверх. Она вынула Тити из кроватки и принесла в гостиную. Сев прямо на ковер, Она около часа играла с ребенком.

Пожалуй, я не ошибусь, если скажу, что наша дружба с Государыней приобрела особенно тесный характер после рождения моего Тити. Именно тогда Ее Величество впервые назвала меня Лили. С этим именем во время революции было много недоразумений, в этой моей подписи бдительные «стражи революции» пытались найти какой-то тайный смысл.

Какое-то время в том году Императорская Семья провела в Финляндии, муж мой должен был сопровождать Ее. Мы же с сыном отправились к его родителям. Зимой я жила в Петрограде, мне довелось часто встречаться с Императорской Семьей, и я Их Всех полюбила. Жили они очень простой жизнью: по вечерам Государь нередко играл в домино, а мы вместе с Ее Величеством и Их Высочествами рукодельничали. Они вели поистине семейную жизнь, именно такая жизнь была Им всем по душе как личностям.

Но петербургский свет, с которым у Ее Величества не было ничего общего, косо смотрел на такого рода образ жизни Царской Семьи. Я впервые встречала Рождество в Петрограде и поэтому решила устроить для своего сына елку. В сочельник я вернулась домой с покупками под вечер, а в шесть часов прибыл посыльный, принесший большую коробку, полную всяких сюрпризов. Это был подарок от Ее Величества. Такую же коробку Она неизменно присылала на Пасху, и всегда в шесть часов. Подарки приходили настолько точно в срок, что мой муж нередко прятал коробку, приговаривая при этом, что обо мне забыли. Но меня не проведешь – Государыня не из тех, кто забывает друзей!

Мы получили приглашение провести Рождественский день вместе с Императорской Семьей. Во Дворце стояла огромная рождественская елка. Великие княжны и Цесаревич от души веселились и делили рождественские подарки. У Ее Величества была своего рода слабость: Она непременно хотела, чтобы свечи на елке задувала Она сама. Она гордилась тем, что особенно сильной струей воздуха Ей удавалось погасить самую верхнюю свечу.

И вот теперь я должна рассказать о подлинной Царице, Императрице, чья истинная сущность известна лишь немногим, – Царице, которая была самой оболганной и несчастной из людей. Я верю всем сердцем, что Время -лучший из всех историков – все расставит по местам и прольет свет на то, что было покрыто мраком. Уже теперь, правда медленно, но верно, люди начинают сомневаться в том, что Русская Императрица была пособницей немцев и экзальтированной истеричкой, как утверждали клеветники. Она не опустилась до того, чтобы оправдываться перед злопыхателями и лжецами, сеявшими гнусные слухи по всей России. Для такой натуры, какой была наделена Императрица, подобного рода испытания ниспосланы свыше. И Ей оставалось одно – переносить эти испытания. Но я видела в Ее глазах слезы, когда Их Величества узнали о гибели «Гемпшира» с лордом Китченером на борту». Это не были крокодиловы слезы.

Ее Величество испытывала подлинную печаль как женщина и как Императрица, которой поведали о смерти отважного воина. Однако всякий раз, когда Ее имя упоминают в Англии, обыватели ничтоже сумняшеся роняют: «Ах, это она позаботилась о том, чтобы потопили „Гемпшир“. К тому же она еще была и любовницей Распутина, разве не так?»

Пособница немцев, любовница Распутина! Неужели такой эпитафии заслужила эта Женщина – Друг, которого я знала, Императрица, которую я почитала как Ее подданная? Я прекрасно понимаю, что излишняя горячность может только повредить памяти Государыни, но тем не менее я не могу удержаться от того, чтобы не написать о Ее Величестве – такой, какой я видела Ее в домашней обстановке, какой Она запечатлелась в наших сердцах.

Я читала и слушала почти все обвинения, выдвинутые против Нее; я не принадлежу к числу маститых писателей и почти ничего не смыслю в политике, но зато могу утверждать, что я достаточно хорошо изучила представительниц своего пола. В те жуткие дни смуты Императрица разговаривала со мной как женщина с женщиной. Она то и дело возвращалась в мыслях к своему девичеству, к жизни с бабушкой, Королевой Викторией, и несчастному детству в Гессен-Дармштадте.

Государя Она полюбила на всю жизнь. Она сама призналась мне, что Он был первой Ее любовью, но чем больше становилась Ее любовь, тем сильней становился страх что Она может оказаться недостойной Своего Возлюбленного. Выйдя замуж, Она всецело отдала себя России и сочла, что ее священный долг – заботиться о благе России. Однако Их Величества всегда были в большей степени супругами, чем императором и императрицей. Они жили счастливой семейной жизнью, у Них были простые вкусы, Они избегали посторонних, Им претила всякая популярность. И вот это стремление к уединенной жизни послужило причиной многих клеветнических измышлений, объектом которых становилась Царская Семья.

Ее Величество рассказала мне, что, увидев Ее слезы во время свадьбы брата, злые языки стали утверждать, будто то были слезы зависти, будто Она расстроилась из-за того, что отныне ей нельзя будет командовать братом».

– Но, Лили, Я, совсем не завидовала. Я плакала оттого, что вспомнила маму. Ведь после ее смерти это был первый праздник в нашем доме. Мне казалось, что я вижу Ее на каждом шагу».

Она поведала мне о том, каким унылым был их дворец, как строга дисциплина, иногда ослаблявшаяся порывами нежности со стороны отца, с каким нетерпением Она ожидала поездки в Виндзор. Мне кажется, что именно тесное общение с бабушкой послужило невольной причиной того, что в характере Ее Величества появилась свойственная раннему периоду викторианской эры особенность. Во многих отношениях Государыня была викторианкой; вместе с бабушкой Она разделяла приверженность закону и порядку, верность семейному долгу, неприязнь ко всему «модерновому». Свойственна была Ей и расчетливость Кобургов», которая так раздражала светскую чернь.

Русские аристократы никак не могли взять в толк, с чего это их Императрице вздумалось вязать шарфы и шерстяные платки и дарить им эти вязаные изделия или же отрезы на костюмы. У них было совершенно другое представление о том, каким должен быть Царский подарок.

Им было невдомек, с какой любовью вязала Государыня этот злосчастный шарф или платок. Однако Ее Величество, проникнутая викторианскими представлениями о дружбе, не могла и не хотела понять, что старания Ее напрасны. Во многих отношениях Государыня была такой же бережливой, как и Ее бабушка, Королева Виктория, хотя Ей была чужда скаредность Ее дяди, покойного герцога Саксен-Кобург-Готского – Отец Ее Величества был человеком небогатым, и жизнь в Дармштадте порой требовала экономии средств. Государыню с младых ногтей учили быть экономной. И Она была экономной.