Александр Шахматов - Вселенная Россия

По городу Хайлар протекала река Умынь, с желтой водой из-за глины, зимой она замерзала, представляя детворе возможность кататься на коньках и санках. Самое потрясающее событие было, когда на Крещение прорубали прорубь и православные русские люди купались при температуре 45 градусов ниже нуля. Любил я ездить на поезде домой за продуктами, да и хотелось побыть с родными. От города Хайлара до станции Чжаромтэ было около семьдесят километров, природа красивая, так что можно было наслаждаться и мечтать!

Большая часть русских, в основном это были образованные люди – ученые, писатели, учителя, музыканты, инженеры, певцы, попала в город Харбин, где были школы, гимназии, институты, театры. Но первым долгом, конечно же, русские строили храмы и какие храмы! Было много духовных подвижников Православия, почему много китайцев и приняло православную веру. Ярким примером был случай, когда во время разлива реки Хинган один китаец начал тонуть и уже несколько раз уходил под воду, а когда вынырнул последний раз, то вспомнил образ Святого Николы Чудотворца и начал на ломаном русском языке просить: «русский старик, с бородой, помоги мне»! И дошли искренние слова до Святителя, откуда-то появилась большая ветка и китаец смог схватиться за нее и постепенно подплыть к берегу. После это сам китаец и его семья крестились, а затем и многие другие. Словом, город становился русским не только по архитектуре, построению, но и по духу, и высокой культурной жизни. Приезжал туда и великий Федор Иванович Шаляпин. Прославленный купец Чурин много сделал для города, да и всего Китая. По сей день сохранился православный храм в когда-то русском городе, где служит батюшка-китаец. Много русских было и в городе Шанхае, где русские тоже себя проявили достойно. Там начал свою жизнь, как духовный подвижник, владыка Иоанн (Максимович) в то время, когда интернациональная революция прививалась на территории Китая, порождая беды, несчастья, голод и холод, детей сирот. Опять русские разбегались, уходили, куда только можно. Когда владыка был назначен возглавить епархию в США, то он сразу обратился к президенту и конгрессу с просьбой помочь ему спасти оставшихся на произвол судьбы детей в Шанхае, на что не поступило даже ответа. Тогда владыка решил день и ночь молиться на ступеньках американского конгресса в Вашингтоне до тех пор, пока не получит разрешение привезти детей из Шанхая. Зажигал свечи и на коленях читал молитвы пред образом Богоматери, уходя так глубоко в молитву, что не замечал толпы вокруг себя. И действительно, через некоторое время президент приказал вывезти детей как можно скорее. Владыку все уже знали и любили. Он, когда садился в самолет, то первым долгом заходил в кабину и благословлял пилотов. Он же, не боясь множества несущихся автомобилей, в Марселе (Франция), на месте, где был убит сербский царь Александр, служил панихиду. И когда он скончался, то власти города Сан-Франциско разрешили, нарушая закон, гроб оставить в часовне под собором. И с первых же дней к гробу стали прибывать верующие разных наций и религий, просили усопшего помочь им в их бедах и слабостях. Неудивительно, почему Православная Русская Церковь причислила его к лику святых. В Сан-Франциско жил и великий русский боксер тяжелого веса Андрей Шиляев, которого убили в США из-за того, что он был непобедим и бился от русского имени, не хотел продавать себя американцам и быть чемпионом чужой страны. В перчатку боксера – его противника был вложен кусок железа, несмотря на бесовский поступок, Андрюша побил противника, но когда вернулся домой и принял душ, то потерял сознание и скоропостижно умер. Многие русские офицеры обучали китайскую армию. Словом, русские везде себя проявляли достойно, всем всегда помогали умами и талантами. Тем временем в Китае назревала культурная революция, и всем русским стало опасно оставаться в Китае. Опять все обнищали, нечего было есть и надевать. Мы, ребята, ходили на поля и собирали колосья на пашнях и затем по очереди запрягались и мололи зерно, крутили жернова и дробили. И свершилось чудо, которое спасло нас от смерти. В Сибири выпал сильный снег, и дикие козы не могли добывать себе пищу. Они тысячами ходили в поисках еды по Манчжурии. Голодные и напуганные волками, забегали в поселения, в ограды, даже в открытые двери домов. Вот так мы, наловив руками коз, и выжили. Китайцы тоже нас жалели и помогали нам, как могли. Рискуя своей жизнью, перебрасывали незаметно продукты через забор. Они же купили нам билеты на поезд, посадили и со слезами проводили. И помчал нас паровоз – одних из последних русских, покидающих китайскую землю. Русские не только старались создавать себе благополучную жизнь, где бы они ни проживали, но и обогащали те места, края. Научили китайцев сельскому хозяйству: как сеять, косить, пахать, понять и полюбить землю и что на ней можно делать на благо человека и не в ущерб природе. Среди русских жили разные нации: китайцы, монголы, корейцы, буряты… – все учились в русских школах и считали себя русскими. Вот что значит духовная сила! Напрасно властители двадцатого века надеялись, что им удастся физически без духовности, сохранить и подчинить человечество!

На теплый пятый материк прибыли мы в 1963 году перед Рождеством Христовым в самый разгар австралийского лета, температура была 45 градусов жары. Встретили нас знакомые и думали, что увезут нас к себе, но не тут-то было, нужно было сначала пройти карантин. Начальство посадило нас на поезд и отправило в лагерь штата Виктория, в местечко под названием Банигила. Ехали часов четырнадцать. Первое впечатление было туманное: во-первых, угнетала жара, во-вторых, если долго смотреть в окна на австралийскую природу, то одолевала скука: все казалось желто-серым, однообразным. Да и люди вокруг разговаривали на каком-то странном английском языке, не на том, который нам в Хайларе преподавала Милая Антонина Иокинфовна Черных. Ну вот, наконец-то подкатил нас поезд к месту назначения! Опять начальство, официальная процедура, всех пересчитали, вежливо пригласили занять места в автобусе и опять в путь. Выехали на гладкую дорогу, по сторонам было насажено много фруктовых деревьев: яблоней, вишен, груш и апельсинов. Везде зелень, чувствовалась жизнь, и на душе стало легче! Через час уже въехали в поселение с большими, типа казарм, зданиями. Быстро прошли медицинскую проверку, нам сделали прививку и устроили в общежития – женщин в одно, а мужчин в другое. Народу было много, звучали разные языки и больше всего было молодых ребят из Югославии, которые не хотели служить в армии Тито, убегали в разные страны. После резкой перемены климата и быта почти что все заболели, а я больше всех, даже слег в постель. В лагере было много разных культурных развлечений – спортивных и музыкальных. Кто мог, изучал в классах английский язык, словом, скучать было некогда. Питались все в общей столовой, и пища была свежая, много фруктов, так что мы быстро стали вырастать из одежды, которой нас снабдили еще в Гонконге. Вечером устраивали вечеринки с танцами и под оркестр танцевали все, от мала до велика. Лишь только я не мог – потому, что лежал в постели с температурой. Когда мы еще только приехали и сошли с автобуса, то меня подметила пятнадцатилетняя девчонка Рита, из немецкой семьи, и когда узнала, что я болен, стала ухаживать за мной – приносила фрукты, сок и гладила по голове, жалела. А я выходил из себя – был еще мал и не понимал нежного увлечения девиц, да и ребята подростки, наблюдая за этой картиной, подсмеивались. Приходилось звать мать, чтобы она уговорила Риту уйти, но языка общего-то не было, поэтому они не понимали друг друга. Рита думала, что мама ее благодарит и еще больше старалась за мной ухаживать. Хорошо, что я скоро поправился и уже мог ходить, так что отбивался от Риты сам так, что доходило до поцелуев. Ничего не поделаешь – юность, и даже не нужен язык для общения. Постепенно все акклиматизировались, были жизнерадостные, и погода стала ласковее, не было больше такой невыносимой жары. Завязалась дружба, особенно тесная с нашими братьями славянами из Югославии. Играли в футбол, кидали ядра, купались в бассейне, резвились и веселились, как дети! Тем временем наши добрые знакомые в Сиднее уже приготовили нам квартиру, и срок карантина подходил к концу. Начальство нас предупредило, что нам скоро будет разрешено оставить лагерь. Но мы, молодежь, так уже свыклась, что не хотелось расставаться и когда наступило время прощания, то все плакали, как родные. И обещали друг с другом поддерживать связь. Опять на поезд и покатили обратно в Сидней. И природа в окнах как-то уже по-другому смотрелась.