Анна Всеволодова - Впрочем, неважно. Нерасстанное (сборник)

© А. Всеволодова, 2018

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2018

Однажды, листая книгу Андрея Никульского «Ее Императорское Высочество Великая Княжна Анастасия Николаевна Романова», я обратила внимание на следующее свидетельство одного из лиц, участников трагических событий.

Он рассказывал, что после отступления большевиков из Екатеринбурга среди вещей ее высочества Анастасии Николаевны было найдено сочинение, которое она начала писать для своего преподавателя английского языка. Тема сочинения – стихотворение Браунглига «Эвелина».

«Девушка по имени Эвелина только что умерла. Она лежала в гробу очень красивая. Все ее вещи остались на своих местах, ничто не изменилось, даже сорванный ею цветок стоял в стакане, но уже начал вянуть. Когда она умерла, ей было шестнадцать лет. Один человек, который никогда ее не видел, но хорошо ее знал, любил ее. Он не мог рассказать ей о своей любви, а теперь она была мертва. Но он все-таки думал, что когда он и она встретятся в будущей жизни, когда бы это не случилось, то…».

Сочинение на тему стихотворения «Эвелина» не было дописано, но лучшего вступления к роману «Впрочем, неважно» трудно желать.

Прежде, чем читатель откроет первую страницу романа, хочу обратиться к нему словами замечательного русского писателя и патриота Лажечникова И. И.: «Попрошу читателя не взыскивать с меня скурпулезно за некоторые незначительные анахронизмы и исторические недомолвки и помнить, что я все-таки пишу роман, хотя и исторический».

Бог весть как это всё сделалось. Быть может люди искусства и все такие? Верно я не в праве причислять себя к последним, раз окончил один только год Суриковского училища, но как всё-таки работаю дизайнером… Впрочем, это неважно.

Мне всегда казалось, словно живу чужой жизнью и не терпелось домой – к своим. Словно был в разлуке с любезным отечеством, любезными лицами. Я так выражаюсь потому что мне нравится читать романы, писанные старинным слогом, да, признаться, и самому сочинять оные, кроме того…Впрочем, неважно. Перо отказывается служить, как скоро принуждаю его следить постылые предметы. Так коснусь их вскользь.

Я сидел с Германом в ресторане, что близ нашего ведомства. Герман – врач, очень удачливый в некоторых отношениях. К примеру – пользует президента, хотя не говорит о том, может и обязан молчать. Думает, я не догадываюсь. Смертельно болен раком, поддерживает себя тем только, что не лечится химией, а какими-то экспериментальными методами. И об этом молчит, думает тоже не догадываюсь. Хоть он всегда много и оживлённо болтает, большой молчун – лишнего ничего не произнесёт. Теперь он не замолкал уже без малого час, но я примечал – на душе у него сквернее обычного.

– Тебя что, вообще ничего кроме твоего проекта не интересует? – раздраженно поинтересовался он.

Я промолчал – мой проект, откровенно говоря, меня тоже не интересовал.

– Вот мы тут сидим, они все, – Герман кивнул на переполненный зал, – сидят, а «те»… Думают я не вижу, что на место меня станет Варельман? А что он сделал?

Я с удивлением взглянул на собеседника – таких откровенностей удостоился впервые, и в таком волнении никогда не видал.

– Что с тобой?

Герман сжал пальцы, что они хрустнули, понизил голос до шёпота:

– Час Х близок!

– Что за Х такой?

– Черт его знает! Вулкан, комета, вирус, мировая война – не всё ли равно, если всем конец!

– Значит никому не обидно.

Мефистофельский смех, от которого прямо-таки затрясся Герман заставил оглянуться на наш столик всех присутствующих.

– «Те» сбегут.

– На Марс что ли? Участь не завидная.

Новый взрыв истерического смеха.

«Все смертельно больные так боятся смерти, или только этот неврастеник?» – подумал я, а вслух сказал:

– Что же, Герман, видно Богу так угодно, рано или поздно, все ведь…

– Ты ничего не знаешь, – зашептал Герман страстно, – всякий там Марс и прочий космос – ширма, рисованная отчётность для планктона.

– Ты хочешь сказать, участники международной научной конференции в северной Каролине, еще сорок лет назад, зимой 2017 года, знали – современные знания о космосе сфальсифицированы? Ужели их теория плоской Земли, со стеною льда вместо Антарктиды по окружности, и центром на месте Северного полюса, подтверждается новыми исследованиями? Не могу этому верить.

– «Круглая», «плоская» – не в том дело! Какая разница, если дни ее сочтены! «Марс»! Какой идиот станет туда перебираться хоть и с горящего дома? Шило на мыло. Гиперскачок в прошлое, вот где разработки велись. Умно придумано! Информация полная, преимущества колоссальные, риск провала нулевой. «Те» в необходимом количестве – не менее пятидесяти, не более пятисот человек с некоторым оборудованием переправляются на несколько веков назад, небольшая спецоперация и они владыки мира. Да какого мира! Одна экология чего стоит! Никакой онкологии!

Герман всхлипнул и схватил стакан с минеральной водой на дне. Я поспешил наполнить его, причём вопреки обыкновенной моей аккуратности пролил половину на скатерть. Впрочем, это не важно.

– И что, далеко ли зашли эксперименты?

Теперь Герман не мог пожаловаться на моё невнимание.

– Так далеко, что в следующем квартале всё должно было быть готово.

– Да не задалось?

– Час Х наступит скорее, чем предполагалось. Энергии хватает на небольшой объём, скажем, размер гостиной в доме твоего начальника. Чёрт знает, как это на их языке зовётся, не знаю. А чтоб энергоэспри-объекты – людей то есть, перемещать, совсем мало. Больше трех человек на потянет. Президент антидепрессанты колет. Конечно, с такой куцей свитой, да одной какой-нибудь пусть и самой современной установкой, если даже и нейтронное оружие…

– Где это? – перебил я.

– Что «это»?

– Конструкция, которая перемещает?

Герман захохотал в третий раз.

– Ах, ты планктон. Какая конструкция? Простой компьютер в моём центре – ведь вся операция, так сказать, лечебная. Программу определенную запускает одно нажатие комбинации знаков, но рукой президента. Клавиатура биочувствительна. Детали не знаю – не моя компетенция, но, кажется, стены этой комнаты особенные, то ли из каких-то супер-частиц, отлетевших от каких-то супер-протонов, то ли ещё из чего, что формирует чёрную дыру. А может и враньё.