Ольга Клюкина - Эсфирь

– Именно теперь, при молодом царе Артаксерксе, – твердили в один голос придворные мудрецы, обаятели, тайновидцы и волхвы, – наконец-то совершилась необходимая полнота времен, и настали дни для главных побед и всемирных завоеваний. Не случайно он носит имя Артаксеркс Лонгиман, что значит Долгорукий. Благодаря завоеваниям отцов царь простер свой скипетр на сто двадцать семь областей от Индии до Эфиопии, дотянулся властной рукой до далеких земных окраин. Артаксеркс будет владыкой всего мира.

В свое время Артаксеркс не пожелал обосноваться в Персеполе – в городе, который не только сами персы, но и соседние народы называли «твердыней Ксеркса». Теперь огромный дворец Ксеркса в некогда столичном Персеполе стоял полупустым. По ночам там в залах кричали лишь павлины и одичавшие кошки, между зубцов на стенах давно обосновались летучие мыши. Лишь в женском доме под надзором евнухов тихо доживали свой век жены и наложницы прежнего царя, боясь лишний раз напомнить Артаксерксу о своем присутствии.

Главный архив со всеми придворными писцами, казна со стражниками и счетоводами, лучшие дворцовые прорицатели и гадатели постепенно переместились в Сузы и теперь находились под рукой у царя Артаксеркса.

Это был очень умный и хитрый ход, позволивший новому правителю оставить в Персеполе всех неугодных придворных и набрать себе новых – более расторопных и молодых.

…И вот теперь один из них – Авагф стоял на коленях перед царем, низко склонив голову к мраморному полу. Он знал: бывают такие новости, за которые владыка может повесить за язык, посадить на кол, отсечь мечом голову. И почему-то именно он, Авагф, по своей постылой должности вынужден сообщать царю дурные известия.

– Царица Астинь не пожелала явиться по приказанию царя, – сказал Авагф, нарочно медленно растягивая слова, будто в каждом звуке теплилась его жизнь.

– Что? – закричал Артаксеркс, вскакивая с трона. – Что ты сказал, коварный пес?

Авагф еще покорнее растянулся на мозаичном полу. Голос царя гремел в гулком зале большим барабаном.

Евнух собрал всю свою волю, чтобы не зажать от страха уши руками.

– Как не пожелала? Отказалась? – еще громче взревел царь.

Авагф лежал с закрытыми глазами и слушал, как со стола падали золотые кубки и со звоном катились по полу. И еще евнух услышал где-то наверху страшный клекот и шипение. Он понял, что ему осталось жить несколько мгновений.

Старый Харбона, лучше всех знавший привычки Артаксеркса, однажды так сказал Авагфу:

– Не бойся, когда царь кричит, – это пустое. Опасайся, когда владыка начнет задыхаться от гнева и шипеть, уподобляясь дракону. Тогда он способен на все.

Авагф услышал шаги и напряг все свои силы, чтобы в последний миг жизни не закричать от ужаса и не покрыть свое имя вечным позором. Но шаги вдруг пронеслись мимо, в воздухе остался лишь еле заметный запах дорогих благовоний царя. Только тогда Авагф приподнял голову и зачем-то растерянно ощупал свой бритый взмокший затылок.

Все присутствующие теперь глядели на дверь, через которую разгневанный царь выбежал в сад.

Авагф присел на скамью и принялся сосредоточенно молиться Арту – божеству правды и справедливости, в честь которого назвали когда-то царя Артаксеркса. И неважно, что там, в саду, Артаксеркс с криками вырывал на своем пути цветы и ломал ветки деревьев, топтал в припадке ярости траву и рассекал мечом кусты жасмина. Главное, что головы его подданных остались на плечах.

Даже старый Харбона понимал: не следует мешать царю. Пусть выпустит пар, помечется по саду, подобно раненому барсу, пошипит, изрыгая проклятия. Он царь, и на то его…

…великая царская власть.

А Мардохею не давал покоя простой вопрос Гадассы: а зачем царь?

Сейчас, сидя за пиршественным столом, он не мог думать об этом вслух. Зачем людям царь?

Этим вопросом, должно быть, задавался пророк Самуил, когда иудейский народ вдруг потребовал себе царя. Но Бог сказал Самуилу: «Не печалься, они не тебя, а Меня отвергли, чтобы Я больше не царствовал над ними».

И еще сказал: «Сделай все так, как они просят, но только не забудь от Моего имени объявить народу права царя. Пусть никто не говорит потом, будто не знал, что его ожидает».

Тогда Самуил вышел на площадь и пересказал права царя.

– Царь возьмет ваших сыновей и приставит к своим колесницам, сделает всадниками и отведет на войну.

Но люди на площади кричали:

– Мы согласны, пусть царь будет над нами!

– Царь поставит сыновей ваших возделывать царские поля и жать царский хлеб, заставит их делать ему оружие и все новые колесницы!

Но люди кричали:

– Мы согласны, пусть царь будет над нами!

– Царь возьмет дочерей ваших, чтобы они варили царю кушанья и пекли хлеба, отберет у вас лучшие поля, виноградные и масличные сады, отдаст их своим слугам. От ваших посевов и виноградников он будет брать десятую часть, чтобы кормить своих слуг и евнухов. И столько же от всякого мелкого стада.

Но люди закричали еще громче:

– Пусть возьмет, и пусть царь будет над нами!

– Царь возьмет лучших юношей и девушек, лучших ваших рабов и употребит на свои дела. Вы и сами будете у него рабами! Не лучше ли быть рабами Господа, нежели служить царю? Ведь вы не выдержите и вскоре восстанете на царя, которого сами же хотели.

Но люди закричали:

– Нет, пусть нас судит и водит на войну царь, хотим быть, как другие народы!

И тогда сказал пророк Самуил израильтянам усталым голосом:

– Ладно, идите каждый в свой город. Будет у вас отныне царь.

Мардохей задумчиво покачал головой и оглядел пиршественный стол.

– Вот и поедают они нас теперь, словно сладкий виноград, – произнес он вслух.

– Т-т-ты о чем? – встрепенулась Гадасса.

– Древние пророки называли иудеев виноградом Господа, Его избранной сладкой гроздью. Смотри, сколько жадных ртов жуют за столом виноградные гроздья… Все хотят нас пожрать.

– На моей тарелке тоже выбита к-к-красивая виноградная гроздь, – заметила девочка. – Может, это блюдо из Иерусалимского храма?

– Может, и так, – помрачнел Мардохей. – Прежний царь Кир вернул кое-что из награбленного, но много храмовой утвари растащили по всему свету. Она может оказаться в любом из царских или вельможных домов. Не ешь с этой тарелки, девочка. Нельзя, чтобы обглоданные кости лежали на священной посуде.

– Мне вообще не хочется есть. Вокруг так много интересного, – мгновенно согласилась Гадасса. – С нашей скамьи виден весь царский дворец!

Она, не отрываясь, разглядывала картины из камня на дворцовых стенах. На всех был изображен царь Артаксеркс Великий: вот он охотится и руками разрывает пасти могучим львам. На его лице нет ни тени смятения или страха. Вот царь принимает дань от иноземных послов. Его гордый горбоносый профиль выражает не радость, а скорее досаду – уж слишком длинна вереница посланников.