Олег Ярков - Туман. Книга третья

– Напротив, запретов ни от кого никаких не поступало. Его, как и двух его попутчиков с этого света на тот, никто не видал.

– Инкогнито, в моём толковании означает лишь то, что об этом старце нет никакой возможности сказать хоть что-либо определённое. По-первам, строк его смерти не менее недели до того дня, как он был сюда доставлен. Скажу более, он уж успел побывать в гробу и, натурально, быть погребённым. Если угодно морфологически, то у него хорошо развита мускулатура тела, а руки человека, не привыкшего ни к какой работе. Имелся характерный запах разложения и, так называемые, «ливорес кадаверици» – трупные пятна, проявленные во всей своей красе. Но, не смотря на всё это, его убивают ещё раз после уже свершившейся первой смерти. Я вам покажу.

Карл Францевич взял стул с высокой спинкой и поставил его в центр комнаты. Затем он уселся на него так, как, по его предположению, было сподручнее демонстрировать гостям своё расследование.

Замерев в подобной позе на немного секунд, он обратился к своим гостям с просьбой запомнить положение тела на стуле, поскольку ему надобно покинуть данное, пусть и предположительное, место второго смертоубийства.

– Таково положение корпуса тела единственное из возможных, при котором оно не заваливается в сторону, не сползает и вообще никак не мешает проведению опыта. Я усаживал того старца не сей стул неоднократно, оттого могу говорить о своеобразной чистоте проведённого исследования. А далее, господа, происходить то, что полностью отражает нужность произнесения слова «инкогнито». Того старца для совершенно не понятной причины сильно ударяют по шее. Вот сюда, – гоф-медик двумя перстами провёл себя пониже темени, предварительно оборотившись к гостям спиною. – Удар известной силы был достаточен для того, чтобы полностью повредить шейные позвонки. Далее тело, повинуясь подобному удару-толчку, наклонилось вперёд, произведя не менее сильное соприкосновение лобной кости с ровной и твёрдой поверхностью. Предполагаю, что это мог быть стол. Могу привести вам с пяток доказательств того, что удар был по безжизненному телу. Подобное доказательство могу сдобрить десятком латинских и греческих выражений из трудов светил медицинской практической анатомии. Либо вы можете довериться мне и моим словам и примете на веру всё вышесказанное. И последнее. Удар, как мне представляется, наносил низкорослый человек. С высоты моего, либо…, – Карл Францевич поглядел внимательно на слушавших его друзей, словно примеряя высоту их роста с ростом возможного повторного убивцы, подумал чуток и, едва заметным разочарованием в голосе, продолжил, – либо обычного росту, таковой удар сложно произвести, ежели ты, я, разумеется, про убивцу, не обучен подобным ударам.

– Не совсем понимаю, – быстро сказал Модест Павлович, привыкший к прямому понимаю действия, а не к побудительной надобности совершения оного поступка, о котором, в сей же час, раздумывал Кирилла Антонович.

– Охотно поясню. Удар был нанесён не прямо, понимаете? Не, так сказать, вдоль половиц пола, на коих стоит стул, а под углом. Движение того, кто бил, было от пола, – гоф-медик схватил двумя руками несуществующий предмет и замахнулся, отводя руки в одну сторону. В обычай таковой замах Кирилла Антонович уже видал в одном естествоиспытательском альманахе, где описывалась британская игра «крокет». Именно таким манером отводились руки для удара так называемой «битой». Тем временем Карл Францевич продолжал.

– От пола и в сторону верхнего угла комнаты.

– По касательной.

– Именно по касательной. Так принято говорить у артиллеристов. Вы военный?

– Да, я служил в тех войсках, где в ходу выражение «по касательной».

– Тогда, Модест Павлович, примите мои искренние заверения в моём к вам уважении!

– Благодарю, Карл Францевич. Что-то ещё добавить можете?

– Пожалуй, что нет.

– Тогда, с вашего позволения, я вкратце повторю для запоминания. Последний старец был покойным не менее недели, после чего его откопали, посадили на стул и чем-то ударили сзади по темени.

– По шее.

– По шее, ему от того не больнее. Удар был по касательной (гоф-медик уважительно наклонил голову, соглашаясь с сим определением). Удар произвёл либо тренированный человек, который, мало того, что знал, как надлежит нанести удар, так и знал, куда именно. Либо повторным убивцем был низкорослый человек. Всё верно?

– Полностью соответствует моему рассказу.

– А… простите великодушно, – штаб-ротмистр слегка замялся, – этот низкорослый… этот убивец, не мог оказаться подростком?

– При том условии, что сила удара подростка будет уравновешена крепостью и тяжестью того предмета, коим и нанесён удар, может.

– А вы не предполагаете, что это за предмет?

– Вероятно, это деревянный предмет, обхватом с оглоблю. Вероятно. Но, в том разе, ежели убивец мужчина. А окажись он, с ваших слов, подростком, вполне вероятным станет и обух топора.

– Или кузнечный молот, – почти в один голос проговорили друзья.

– Теперь последний вопрос от меня, – погладив свою щёку, сказал Кирилла Антонович, – могли бы мы самолично осмотреть того, третьего старца? Точнее сказать – его тело.

– Увы, господа. Тела тех трёх старцев уж погребены, как неопознанные и бездомные. А сами регистрационные номера, коими пронумерованы их могилы, да и позволение, как я понимаю, на эксгумацию, находятся в ведении господина Турчинова. Но вы, памятуя о его памяти, и без должных подношений, к нему не пожалуете. Да и не советую вам к нему – испачкаться об него можете. Хотя, отговаривать от похода к нему не имею права.

– Продолжу «игру в последний вопрос», – улыбнувшись, заговорил Модест Павлович, – вам, как вы сказали, доложили, где сыскались первые два старца. А что сказали о третьем?

– Сказали, что лежал он на тряпице подле сгоревшей кузни.

– Хоть это сошлось.

Далее были рукопожатия, слова искренней благодарности и всяческие заверения, предшествующие прощанию. Друзья спешили выйти вон из лечебницы.

И не оттого торопились, чтоб переосмыслить всё сказанное гоф-медиком, а оттого, что хотелось надышаться воздухом. Чистым уличным воздухом, пусть и пыльным, но без запаха камфары и карболки.

В задумчивости друзья медленно двинулись вдоль улицы. Говорить не хотелось. И это «не хотелось» длилось не более полуминуты.

– А скажите, Модест Павлович, стоит мне завести себе трость? С резным набалдашником. Что скажете?

Штаб-ротмистр остановился и рукою попридержал друга, успевшего к тому мигу совершить ещё два шага.

– Что? – Спросил помещик.

– Думаю, Кирилла Антонович, что не стоит, а надобно!

– Считаете, что трость придаст мне солидности?