Алона Китта - Русский излом. Роман в трех частях

– Беспокойства? – удивилась она.

– Да, именно, – с жаром подтвердил Лева, – Высказав сомнение в том, что я – Оболенский, Вы попали в точку. У меня есть основания скрываться под чужим именем. Я испугался навлечь на Вас неприятности.

– А, может быть, Вы испугались моей проницательности? – переспросил она.

На секунду взгляды их встретились, и неожиданно для себя Ольга и Левушка бросились друг к другу в объятья.

Целую неделю Левушка прожил в домике Миллеров. Он отлеживался и отсыпался, и вскоре окреп настолько, что решил продолжить путь. Ольга не возражала, даже предложила денег на дорогу до Барановичей.

Нужно добавить, что Лева недолго оставался в ее глазах Оболенским: в первый же вечер он рассказал ей все, назвавшись настоящим именем. Он признался и в изготовлении взрывчатки для террористов, и в том, что его разыскивает полиция. Ольга выслушала молча, а потом заявила, что, если Лева готов оставить свои заблуждения в прошлом, она поможет ему уехать.

Заново переживший терзавшие его муки совести, Лева поклялся никогда больше не иметь никаких дел с эсэрами и расплакался.

Увидев слезы в глазах молодого человека, красивая фельдшерица удивилась. Первый раз в жизни она наблюдала плачущего мужчину: ни Карл Иванович, ни Митя, ни Евгений Монаков никогда себе не позволяли ничего подобного.

И тут ей до сердечной боли стало жалко запутавшегося Левушку, по собственной глупости разрушившего свою жизнь и надежды на блестящую карьеру.

Господи, ну что за нелепость! Почему ее угораздило влюбиться в хлипковатого молодого человека – она, сильная, здоровая, несущая на своих плечах заботы о стареющем отце, подрастающей дочери и легкомысленной сестре. Она, чья жизнь расписана до мелочей, не терпит случайностей и сердечных всхлипов. А ее чувства к Леве -именно такая нелепая случайность.

Лева перестал плакать, словно опомнившись, и в испуге уставился на Ольгу.

Наконец-то он расслабился, осознав, что Ольга готова взять на себя решение проблем, в которых Левушка безнадежно запутался. Она поднялась со стула и несколько раз прошла по комнате взад-вперед, словно демонстрируя стройную фигуру.

– Ты должен уехать и скрыться у сестры, – произнесла она, продолжая расхаживать, – Ты же и ехал туда, не так ли?

– Да, первоначальный план был такой, – подтвердил Лев, – Только денег на дорогу не осталось почти. То ли украли, то ли потерял. С той суммой, что сохранилась, я могу доехать только до Песчанска, а там одолжить у папы.

– «У папы», – передразнила Ольга, -Дом твоего отца, наверняка под наблюдением. Да тебя прямо на вокзале и схватят, лишь только ты выйдешь из вагона! Можешь не сомневаться…

– Как же быть? Полагаю, на мой счёт в банке наложен арест.

– Я дам тебе денег на билет.

Это был выход из сложившейся ситуации, но всё Левиной существо запротестовало: он не привык одалживать у женщин.

– Это альфонсизм какой-то, -заявил он, решительно отказываясь.

– Глупости, – рассердилась Ольга, – Ты не альфонс, а я не добрая самаритянка. Тебе нужно скрыться- я помогу! А долги отдашь потом.

– А если…

– ,А если не отдашь, то, поверь мне, денежная потеря- это самое ничтожное, о чем надо сожалеть.

Заметив его колебания, она поторопила молодого человека :

– Решайся, наконец, а то я назначу тебе такие проценты, что любая старуха-процентщица по сравнению со мной покажется образцом щедрости.

Он уехал в тот же вечер. Ольга проводила его до Вязовки и, как только Лева сел в вагон, почувствовала облегчение, словно с души упал камень. Поезд тронулся и, набирая скорость, исчез в лесной дали за поворотом.

– Стареете, Ольга Карловна, любовников от себя отпихиваете, – сказала она себе, наблюдая за пропадающим вдали последним вагоном, – И почему ко мне всегда притягивает слабаков? Сначала Евгений с комплексом худородности, теперь этот химик. Наверное, один Митя Астафьев мог стать для меня опорой, но я сама прогнала его. Где он теперь?

Она долго шла по краю бровки, вспоминая подробности романа с Митей, не упуская ни одной мелочи. В сердце Ольги царил сумбур, но Левушке Баренбойму в нем уже не было места.

Лева же, оказавшись в вагоне, моментально заснул. Он вычеркнул из жизни прошлое, в том числе и Ольгу. Он забыл о ней, не успев проехать и пяти километров.

Как хорошо получилось: он убежал от полиции, добыл денег на билет, а завтра прибудет в Барановичи. Документ на имя Антона Ивановича Оболенского при нем, а в дальнейшем он уедет за границу.

Неужели сестрица Рашель не ассигнует любимому брату энную сумму? Ему не надо много – на проезд, да на обустройство где-нибудь в Германии или Австрии. Возможно, он воспользуется предложением сделать докторант в Праге. Хотя, какой там докторант – его же ищут!

Он займётся торговлей сахаром, как и Баренбойм-старший, а там… видно будет.

Так Левушка тешил себя надеждами, пока жандармы не схватили его прямо в вагоне, на остановке в городишке Орша.

Июль 1914.

Мало кто в российской глубинке обратил внимание на заметку в газетах об убийстве в Сараево австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда. Наследник престола пал от пули сербского фанатика Гаврилы Принципа, но этот факт не удивил россиян, привыкшим к деяниям своих бомбистов. И в самом деле, у нас то и дело взрывают и убивают то самого государя, то великого князя, то Столыпина. А уж губернаторов, жандармов, начальников, да и просто случайных прохожих – и не сосчитать.

Бороться против подобных явлений крайне сложно: и вешают этих террористов, и в казематы бросают, и в каторгу, а им все неймётся. Это словно раковая опухоль, поразившая Российскую империю, и грозящая прорасти метастазами в благополучной Европе.

А все – свобода, демократия, парламентаризм! А нужны ли все эти категории русскому мужику, привыкшему к неволе? Нужно ли это задавленному рабу, прощающему своему барину розги и разные прихоти – он не слыхал ни о какой демократии – да и зачем она ему? Что он с ней будет делать? Какие решения принимать? Насколько проще, когда за тебя все решает барин, и есть на кого переложить ответственность за собственную жизнь. В России целые поколения прожили в зависимости – они уже разучились за что-либо отвечать.

Дали свободу – прекрасно! А что с нею делать? Самим зарабатывать на хлеб? Но это же намного труднее, чем ошиваться при барине, показывая личную преданность.

Правда, новое поколение уже впитало эти понятия и со свободой обращалось, как с отвязной подружкой. Лишь приоткрылась дверка – и хлынули в столицу и крупные города кухаркины и крестьянские дети, разночинцы всех мастей, словно один только призыв к свободе встряхнул и перемешал все общество.