Эрнест Питаваль - Красная королева

– Так вот оно! Я так и знала!.. – пробормотала королева, и в ее душе всплыло новое подозрение.

– Вы знали это? – вскрикнул Дэдлей, и было ли это хорошо разыгранной радостью, или он и в самом деле дал волю своему торжеству, но он посмотрел на Елизавету таким сияющим, таким полным смелой надежды взглядом, что она смущенно и удивленно взглянула на него. – Вы знали это? О, что я говорю!.. Вы не можете, вы не должны даже догадываться, что заносчивый юноша, бывший когда-то на службе у дочери своего короля и видевший в ней только идеал всего прекрасного, унес ее образ с собой в изгнание и ныне с дрожью увидал на троне женщину, которую когда-то обоготворял. Ваше величество, теперь вы знаете, что Дэдлей Варвик – государственный преступник: я не могу поступить к вам на службу, потому что безумие любви довело бы меня до сумасшествия от пытки видеть вас постоянно и в такой непосредственной, но вместе с тем крайне далекой близости… Ведь я был бы способен постоянно видеть в вас идеал своих грез, а не королеву; поэтому-то я и боюсь ваших милостей, но не боюсь гнева. Пошлите меня в Тауэр, прикажите обезглавить меня, дерзкого, – и я буду благословлять вас.

Елизавета покраснела; как ни мало была она приготовлена выслушать подобное признание, смутившее ее на первых порах, она наконец сумела настолько овладеть собою, чтобы понять, что в этом глубоком самоуничижении Дэдлея заключался тонкий расчет.

– Браво, сэр Дэдлей! – улыбнулась она с насмешкой, хотя выражение ее лица говорило, что лесть не могла не коснуться ее сердца. – Вы прошли во Франции хорошую школу и даете мне великолепный образец своего уменья. Вы хотите поймать королеву любовным признанием, быть может, даже разделить с нами трон… Вы остаетесь на коленях потому, что хотели бы не стоять предо мной, а сидеть рядом со мной на троне!.. Значит, вы боитесь, что солнце нашего образа светит слишком ярко для вашего взора? Ну что же, я приговариваю вас смотреть на него до тех пор, пока вы не привыкнете к его блеску и не научитесь видеть в нем только королевский блеск.

Дэдлей, поцеловав край ее платья, воскликнул:

– Елизавета Тюдор слишком справедлива, чтобы требовать невозможного! Вместе с тем, раз Елизавета не отослала меня сейчас же в Тауэр, значит, она чувствует ко мне сожаление…

– Дэдлей, вы заходите слишком далеко! – воскликнула королева, взволнованная этим ласкающим, вкрадчивым тоном, который проникал ей в самое сердце. – Елизавета Тюдор не забыла, что прежде вы носили ее цвета, причем это было в то время, когда на это решались очень немногие. Если и ваше сердце вспоминает о тех временах, когда я была несчастлива, то я не стану сердиться, если теперь, когда обстоятельства переменились, вы и переступаете границы. Но все-таки попридержите свой язык!.. Елизавета очень снисходительна, но королева не всегда бывает расположена погружаться в воспоминания прошлого. Служите мне преданно и верно, и тогда вы приобретете возможность стать к Елизавете Тюдор настолько близко, насколько это доступно высшим чинам королевства. Теперь ступайте! Я найду способ ввести в надлежащие границы вашу страсть.

Елизавета повелительно подняла руку, и прежняя сердечность и теплота звуков ее голоса вдруг превратились в властный тон, так что Дэдлей почувствовал, что теперь он серьезно рискует навлечь на себя гнев государыни, если немедленно не повинуется ее приказанию. Довольный достигнутым торжеством, он глубоко склонился перед королевой и вышел из комнаты, не решаясь проститься полным страсти взором с женщиной, которой он только что признался в любви.

Елизавета мечтательно посмотрела ему вслед; это послушание удовлетворило ее гордость, и ее сердце всецело отдалось сладким ощущениям, в которые женщина погружается так охотно, когда нападает на достойный ее любви объект.

Наконец она позвонила и приказала позвать лорда Бэрлея.

– Милорд, – начала она, – вы говорили о том, что лорд Джеймс Стюарт просит избрать для Марии Стюарт супруга, который мог бы быть защитником протестантской церкви и направлять эту молодую, экспансивную особу. Ее супруг должен быть предан нам и ни в коем случае не должен стать, благодаря поддержке иностранных держав, опасным соперником нашего могущества. Он должен быть католиком, так как иначе Мария Стюарт не примет его предложения. Что бы вы сказали, если бы мы избрали для этого того самого смелого наездника, за которого вы только что ходатайствовали?

– Сэра Дэдлея? Ваше величество, у него очень симпатичная наружность, но если бы он показался шотландской королеве хоть сколько-нибудь достойным внимания и если бы он сам рассчитывал быть замеченным ею, то он либо сам последовал бы за нею из Франции, либо ему было бы предложено поступить к ней на службу.

– Милорд, если я сделаю сэра Дэдлея графом Лейстером – вы ведь говорили, что это графство свободно, – тогда он станет достаточно богатым и могущественным, чтобы иметь преимущество над любым шотландским лордом. Что же касается самой шотландской королевы, то она должна будет подчиниться нашему желанию, если шотландские лорды настоятельно потребуют от нее этого; да она и сама будет нам благодарна, что мы выбрали ей такого изящного кавалера. Что же касается его самого, то я рассчитываю на его преданность мне. Он согласится исполнить мое желание и стать супругом королевы Марии.

Бэрлей поклонился; у него не было никаких особенных поводов возражать против подобного решения.

– Прикажите изготовить указ, – продолжала королева, – я возведу сэра Дэдлея в звание графа Лейстера. Пока сохраните мой план в тайне, но поразузнайте о том, как настроен этот молодой человек, не завел ли он себе какой-нибудь интрижки и нравится ли ему шотландская королева. Но он ни в коем случае не должен узнать, что этот план придумала я. Сегодня вечером приготовьте мне доклад по этому поводу и позаботьтесь, чтобы сэр Дэдлей получил приглашение пожаловать вечером ко двору.

Бэрлей удалился, а Елизавета с нетерпеливым волнением, которое, впрочем, легко было понять, ожидала результатов этого доклада. Если, признаваясь ей в любви, Дэдлей руководился только честолюбием, тогда он ухватится за возможность разделить с шотландской королевой корону, а в отместку за его лицемерие Елизавета всегда найдет возможность наказать его, разрушив все его надежды. Если же он воспротивится этому, тогда он искренне любит ее, Елизавету, тогда он откажется от короны, чтобы оставаться в лучах сияния любимой женщины, а в таком случае он вполне достоин короны. Тогда он опасен ей, и шотландская корона должна будет утешить его за страдания отвергнутой любви. Но ведь, и став супругом Марии Стюарт, он не перестанет быть рабом ее воли, а жертвой, дважды приносимой сердцем, она обретет двойной триумф.