Е. Тихомиров - Минин и Пожарский. Покоритель Сибири. Великие битвы. Царская коронация

На это великодушное предложение польские предводители написали гордый и грубый ответ, отвергая предложение сдаться как измену, и укоряя московских людей в вероломстве по отношению к своим государям. Осажденные надеялись, что вернется гетман.

Проходили недели – гетмана не было. Русские палили со своих тур, направляя выстрелы больше всего на башни: крепким стенам ничего нельзя было сделать, а в середину опасно было пускать ядра, чтобы не повредить церквей. На Замоскворечье по всей линии стояли казаки. Несмотря на то что гарнизон был, таким образом, окружен русскими, оставалась возможность сношений. 6 октября жолнеры могли еще выслать двух товарищей с известием, что они не могут ждать более недели и должны будут умереть с голоду.

Ответа не было, некому было дать его – гетман был далеко. Осажденные оставлены были на погибель.

Через неделю после этого голод достиг ужасающих размеров. «В истории нет подобного примера, – говорит современный дневник, – описать трудно, что делалось. Осажденные переели лошадей, собак, кошек, мышей, грызли разваренную кожу с обуви – и этого не стало; грызли землю, в бешенстве объедали себе руки, выкапывали из могил гниющие трупы, и съедено было таким образом до 800 трупов, и от такого рода пищи и от голода смертность увеличивалась». При съедении умерших соблюдался строевой порядок. За подлежащего съедению товарища велись процессы, шло разбирательство, кто имеет право его съесть. В одной роте гайдуки съели умершего товарища. Тогда родственники умершего принесли жалобу ротмистру, что они имели право его съесть по правам родства; а гайдуки доказывали, что товарищи его по службе имеют на это более права, находясь с ним в одном десятке. Ротмистр не знал, как рассудить их, и, опасаясь, чтобы раздраженные приговором не съели судью, бежал от них. Стали и живые бросаться на живых, сначала на русских, потом уж без разбора пожирали друг друга. Сильный зарезывал и съедал слабого; один съел сына, другой – слугу, третий – мать. Иные перескакивали через кремлевские стены и убивались или счастливо спускались и отдавались русским. Добродушные, те кормили их и потом посылали к стенам уговаривать товарищей сдаться.

Скучая осадой, русские хотели кончить скорее и стали рыть подкоп под Китай-город, но неискусно: как ни истощены были поляки, но сумели найти и уничтожить его, залили водой и поймали подкопщика. Однако это не помогло полякам удержать Китай-город.

22 октября Трубецкой, стоявший станом к восточной стороне Китай-города, ударил на приступ. Голодные не могли защищаться и ушли в Кремль. Русские вошли в Китай-город, и первое, что они там увидели, были чаны, наполненные человечиной.

В Китай-город вынесли с торжеством Казанскую икону Богоматери и дали обет построить церковь во имя ее. Эта церковь впоследствии действительно и построена и до сих пор служит памятником избавления царствующего града Москвы и отечества от поляков [15] Теперь это Казанский собор, находящийся на Кремлевской площади против кремлевских Никольских ворот. В память избавления Москвы от поляков в 1613 году установлено совершать ежегодно 22 октября в Москве празднование иконы Богоматери с крестным ходом, который первоначально совершаем был в церковь Введения Божьей Матери на Лубянке, где находился дом князя Пожарского; когда же иждивением этого князя построен был Казанский собор, крестный ход стали совершать (и совершают до сих пор!) в этот собор. Сюда же в 1633 году перенесена самим князем из его дома Казанская икона Богоматери, бывшая с ним в походах. . Тогда, чтобы избавить себя от многолюдства, от лишних ртов, поляки выпустили из Кремля женщин и детей: то были жены и дети боярские.

С большим сочувствием к Пожарскому летописцы описывают поведение его при сдаче поляками Кремля [16] Эти сказания дороги как свидетельства, что и русским людям XVII века вовсе не было чуждо сочувствие к истинно благородным человеческим поступкам. . Великородные бояре, предававшие постоянно отечество, очень опечалились, боясь бесчестья и всякого насилия своим женам со стороны осаждавшего их войска. К кому было обратиться? Кто бы защитил их от позора и взял на свои руки? Бояре послали просить об этом прямо к Пожарскому и к Козьме, здесь они надеялись найти добрых людей. Пожарский не только исполнил их просьбу, но во время выхода боярынь из Кремля сам выехал к ним, встретил и принял с честью, с почетом, проводил каждую в безопасное место к их знакомым и велел обеспечить их содержание. Казаки хотели за это убить Пожарского – они собирались ограбить боярынь-изменниц.

Отпустив женщин, кремлевские сидельцы послали к русским предводителям послов, просили пощады, объявили себя военнопленными и выговорили одно только условие, чтобы сдавшимся оставили жизнь.

24 октября поляки отворили ворота на Неглинную (Троицкие) и стали выпускать бояр и русских людей: князя Феодора Ивановича Мстиславского, Ивана Михайловича Воротынского, Ивана Никитича Романова с племянником Михаилом Федоровичем и матерью последнего, Марфой Ивановной, и других. И в этом случае Пожарский явился защитником несчастных и беззащитных.

Принять бояр он пришел со своим полком. Это было на Каменном мосту, у Троицких ворот Кремля. Как только казаки завидели выходящих бояр, они тоже поднялись всем полком, вооружились, распустили знамена и хотели броситься на них, однако были удержаны от этого ополчением Пожарского. Казаки покричали, пошумели и ушли в свои таборы. Пожарский и Минин с честью проводили бояр в свой земский стан.

На другой день, 25 октября, отворились все ворота Кремля. Земское войско собралось близ церкви Иоанна Милостивого, на Арбате, войско Трубецкого – за Покровскими воротами. И оттуда и отсюда пошли архимандриты, игумены, священники с крестами и иконами в Китай-город; за ними двигалось войско. Оба шествия сошлись на Лобном месте. Здесь запели молебен. Во главе духовенства стоял доблестный архимандрит Дионисий, нарочно прибывший из своей обители. Затем из Фроловских (Спасских) ворот вышел к ним навстречу элассонский архиепископ Арсений с кремлевским духовенством, неся чудотворную Владимирскую икону Божьей Матери. Соединившись, все духовенство вошло в Кремль и совершило в Успенском соборе литургию и благодарственный молебен.

И в Кремле, как и в Китай-городе, русские увидели чаны с человечьим мясом, слышали стоны и проклятия умиравших в муках голода. Горько тронуло русских опустошение церковных и царских сокровищ. Поляки побросали оружие и ждали своей судьбы. Все имущество пленных было сдано в казну. Минин распоряжался отбором, и все это отдали казакам в награду. Те пленники, которые достались на долю Пожарского и земских людей, уцелели – их отправили в разные города. Но казаки не вытерпели и, в противность крестному целованию, перебили чуть не всех поляков, доставшихся им. В Нижнем Новгороде народ хотел перебить пленников, препровожденных туда, и когда воеводы стали не давать их, народ до того озлился, что чуть было и самим воеводам не досталось. Насилу мать Пожарского уговорила нижегородцев.