Е. Тихомиров - Минин и Пожарский. Покоритель Сибири. Великие битвы. Царская коронация

Первые шаги нижегородского ополчения были для него настоящим торжеством. Везде встречали его с истинной радостью и сочувствием, доставляя казну на подмогу и собирая ратных людей из окрестных мест. Так оно двигалось из города в город вверх по Волге и прошло Балахну, Юрьевец, Решму, Кинешму, Кострому и пришло к Ярославлю еще по зимнему пути.

В Балахне к нижегородцам пристали балахнинцы и толпа дворян и детей боярских, разогнанных из-под Москвы, под начальством Матвея Плещеева. Из Балахны усиленное свежими силами ополчение выступило в Юрьевец; здесь к нему пристали юрьевецкие татары, которым дали жалованье. Из Юрьевца ополчение перешло в Решму. Тут оно было встречено посланцами из Владимира, от воеводы Артемия Измайлова, давнишнего друга Дмитрия Михайловича Пожарского. Он извещал, что Заруцкий и Трубецкой с казачьим полчищем, стоящим под Москвой, целовали крест вору, который в Пскове назвался царем Дмитрием. Вслед за этими посланцами явились посланцы от самих подмосковных предводителей. «Мы прельстились, – писали Трубецкой и Заруцкий, – мы целовали крест на том, чтобы всем православным христианам быть в единогласии. Идите под Москву, не опасайтесь». Эту грамоту Пожарский велел прочитать всему своему ополчению, и через посланных был дан такой ответ: «Мы никакого развращения и опасения не имеем; идем под Москву вам в помощь, на очищение Московская государства». Пожарский и Минин не поверили, правда, казацкому раскаянию, у них было твердо положено не соединяться с казаками; однако, не желая преждевременно раздражать их, они дали Заруцкому и Трубецкому такой успокоительный ответ. Из Решмы ополчение пришло в Кинешму. Здесь также оно было принято с радостью и получило подмогу казной. Дав отдохнуть войску несколько времени в Кинешме, Пожарский пошел в Кострому, где ожидал его иной прием. Костромским воеводой был Иван Шереметев. Его считали одним из виновников гибели Ляпунова. Теперь он был поставлен на воеводство московскими боярами. Следуя их увещательным грамотам, убеждавшим остаться в повиновении Владиславу, он не пускал в город ополчение и намеревался отбиваться от него силой. Но у костромичей было мало охоты стоять за польское дело; многие из них вышли навстречу к Пожарскому и Минину, прося их прибыть в город и обещая стоять с ними заодно.

Пожарский подвинул свое войско к костромским посадам. Тогда костромичи, оставшиеся в городе, разделились: одни держались приказаний своего воеводы, другие кричали, что он изменник, и переходили к Пожарскому. Последняя партия была многочисленнее. Она бросилась на воеводский двор, низложила Шереметева и чуть не убила его; его спас от разъяренной толпы князь Пожарский.

Пожарский и Минин вошли в Кострому, взяли с костромичей казны на подмогу и назначили им воеводой вместо Шереметева князя Гагарина с дьяком Андреем Подлесовым.

Тут пришли к Пожарскому послы от суздальцев с просьбой уделить им ратных людей на помощь против Просовецкого, бродившего со своей шайкой около их города.

Пожарский разрознил свое войско и отрядил к Суздалю своего родственника, князя Романа Петровича Пожарского, с нижегородскими и балахнинскими стрельцами; они отогнали Просовецкого от Суздаля.

Сам Пожарский повел ополчение в Ярославль. В Ярославле нижегородское ополчение было встречено с особенной радостью и с большим почетом. Пожарскому и Минину ярославцы принесли даже многие дары; но предводители ничего не приняли: не за тем они шли, чтобы собирать себе дары по городам, хотя это была самая обычная почесть в русском старинном быту при всякой встрече и при всякой радости.

Это было в начале апреля. В Ярославле Пожарский простоял с лишком два месяца. Были многие причины этой долгой стоянки. Надобно было подождать, пока подойдут из городов ополчения и пришлют казны, надобно было узнавать и разведывать, что делается в Польше и какие силы может против нас выдвинуть польский король; кроме того, Новгород договорился со шведами признать шведского королевича царем московским, и Пожарскому надо было обезопасить себя от шведов, чтобы они не пошли на русских войной принуждать их брать на царство их королевича.

Но самое главное, на чем стоял и чего добивался Пожарский, оставаясь в Ярославле, – это «всемирное соединение», общее согласие всех городов в одной мысли, прекращение розни и криводушия как корня всего зла. С этой целью он требовал отовсюду присылки выборных для общего земского совета. А чтобы достигнуть единения мыслей в городах, очень удаленных друг от друга, и добыть необходимые сведения из разных мест, нужно было время [10] Вспомним о состоянии тогдашних путей сообщения и о многих других препятствиях, какие всегда являются в военное и притом смутное время. Ни почт, ни телеграфов в то время не было, и все сношения производились чрез нарочных, успевавших служить с истинной отвагой и преданностью. .

Окружая себя выборными людьми со всей земли Русской, Пожарский хотел довести до сознания всех, что предводители нижегородского ополчения, идущие в Москву, имеют законное значение, освященное волей всей земли, и могут смело говорить, что подняли не произвольный мятеж, а идут по совету всего народа Московского государства. В этом заключалась главная, побеждающая сила нижегородского ополчения, в нем олицетворялась лучшая часть земли Русской, здоровое ядро и основа.

Под Москвой тем временем все по-прежнему стояло казацкое войско. Вскоре по прибытии в Ярославль Пожарский получил грамоту от троицких властей с просьбою идти наспех под Москву.

«28 марта, – говорилось в этой грамоте, – приехали в Сергиев монастырь два брата Пушкины. Прислал их к нам для совета боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, чтоб мы послали к вам и все бы православные христиане, соединяясь, промышляли над польскими и литовскими людьми и над теми врагами, которые теперь завели смуту. Соберитесь, государи, в одно место, где Бог благословит, и положите совет благ. Станем просить у Вседержителя, да отвратит свой праведный гнев и даст стаду своему пастыря, пока злые заводцы и ругатели остальным нам, православным христианам, порухи не сделали. Молим вас усердно, поспешите прийти к нам в Троицкий монастырь, чтоб те люди, которые теперь под Москвою, рознью своею не потеряли Большого Каменного города, и острогов-укреплений, и народу».