Е. Тихомиров - Минин и Пожарский. Покоритель Сибири. Великие битвы. Царская коронация

Как только эта призывная грамота, возвещавшая второе восстание земли, приходила в какой-нибудь город, воеводы посылали бирючей (рассыльщиков) собирать в город людей. Приказывали прочитать грамоту в соборной церкви; потом народ собирался на сходку. Там постановляли миром взять такую-то деньгу со всех по разверстке (известную часть с оценки имущества), составить ополчение; назначали, куда ему выходить и куда идти, кому оставаться беречь город. Готовили поход и оружие, а женщины пекли сухари и приготовляли сухое толокно в поход ратным людям. Собирались деньги на жалованье ратным людям и отсылались нижегородцам, а потом отправлялись к Нижнему и ополчения.

Скоро стали приходить в Нижний ратные люди из соседних городов. Князь Пожарский устраивал на свой счет кормы, а Минин раздавал им жалованье по статьям, кто чего был достоин по своей службе (первой статье – 50 руб., второй – 45 руб., третьей – 40 руб. и меньше; 30 руб. жалованья не было). Дворяне и дети боярские, у которых были поместья, отказались от денежного жалованья, а раздавалось жалованье казакам и стрельцам.

Первыми пришли в Нижний коломенцы, изгнанники из родного города, бывшего тогда в руках Марины; за ними пришли рязанцы; вслед за тем пришли служилые люди украинских городов, пришли добрые казаки и стрельцы, сидевшие в Москве в осаде с царем Василием.

Между тем дурные вести пришли оттуда, откуда менее всего можно было ожидать их. Казань, до сих пор так сильно увещевавшая другие города к общему делу, теперь сама отказалась участвовать в нем по заводу дьяка Никанора Шульгина. Как видно, Шульгин был недоволен тем, что не царственная Казань, главный город Понизовья, и не он, Шульгин, захвативший в ней всю власть, стали в челе восстания, а второстепенный Нижний со своим земским старостой. На сторону Шульгина перешел и стряпчий Биркин, посланный из Нижнего в Казань к тамошним властям для совета о Московском государстве и также недовольный первенством Пожарского и Минина в Нижнем.

Получив весть о недобром совете Шульгина и Биркина, князь Пожарский, Минин и все ратные люди положили упование на Бога, и как Иерусалим был очищен последними людьми, так и в Московском государстве последние люди собрались и пошли против безбожных латинян и против своих изменников.

Так кончился 1611-й и начался 1612 год.

Между тем в Москве и под Москвой в это время творилось недоброе: мнимые защитники Москвы, казаки, дошли до крайних пределов бесчинства. В конце января в Костроме и Ярославле явились грамоты от московских бояр с увещанием отложиться от Заруцкого и быть верными царю Владиславу. «Теперь, – писали бояре, – князь Дмитрий Трубецкой да Иван Заруцкий стоят под Москвой на христианское кровопролитие и всем городам на конечное разорение; ездят от них из табора по городам беспрестанно казаки, грабят, разбивают и невинную кровь христианскую проливают. Церкви разоряют, иконы святые обдирают и многие скаредные дела на иконах делают, чего ум наш страшится написать. А польские и литовские люди, видя наше непокорство, также города наши опустошают и воюют… Теперь вновь те же воры Ивашка Заруцкий с товарищами государей выбирают себе таких же воров казаков: сына калужского вора, о котором и поминать непригоже; а за другим вором под Псков послали, таких же воров и бездушников… И такими воровскими государями крепко ли Московское государство будет и кровь христианская литься и Московское государство пустошисти вперед перестанет ли?»

Бояре писали правду: казаки действительно вошли в сношения с псковским самозванцем, и 2 марта подмосковный стан присягнул этому воровскому государю.

Около этого времени скончался смертью мученика добрый подвижник за веру и отечество, патриарх Гермоген, преподав заочно благословение нижегородскому ополчению. Когда в Москву дошла весть о том, что в Нижнем составляется ополчение, она всполошила не только осажденных поляков, но и осаждавших – казаков. Поляки и русские изменники приступили к Гермогену и требовали, чтобы он написал в Нижний и велел распустить ополчение и остаться верными присяге, данной Владиславу. Но твердый и несокрушимый старец отвечал: «Да будет над ними милость Господа и Бога, а от нашего смирения – благословение; а на изменников да излияется гнев от Бога, а от нашего смирения да будут прокляты они в сем веке и в будущем». За это патриарха стали содержать в большей тесноте и томить голодом. Он скончался 17 февраля голодной смертью и погребен был в Чудовом монастыре [9] В царствование Алексея Михайловича тело патриарха Гермогена перенесено (в 1652 году) из Чудова монастыря в Успенский собор и с большим торжеством поставлено поверх земли. .

Заруцкий понял, что ему и его своевольному полчищу грозит опасность от новой земской ратной силы. Он послал от имени Марины посла в Персию, чтобы найти там себе союз; но письмо его было перехвачено в Казани. С другой стороны, Заруцкий заботился о том, чтобы нижегородское ополчение не захватило верховых городов Поволжья, и отправил в Ярославль Андрея Просовецкого мешать ярославцам соединиться с нижегородским ополчением. Князь Трубецкой, конечно, не замечал, что затевает его властелин товарищ. Вот как было хотели встретить нижегородцев из-под Москвы те именно воеводы, к которым на помощь призывали народ троицкие грамоты. Правду говорили нижегородцы, отправляясь в поход, что они теперь – последние люди.

Однако вероломная попытка Заруцкого не удалась: ярославцы, проведав заранее о его замыслах, дали знать Пожарскому. Предводитель ополчения немедленно послал передовой отряд под начальством своего двоюродного брата, князя Дмитрия Петровича Пожарского-Лопаты, и дьяка Семена Самсонова занять Ярославль. Они вошли в этот город прежде, чем дошел до него Просовецкий, и посадили в тюрьму присланных им казаков. Узнав, что Ярославль перехвачен, Просовецкий не пошел туда.

Ярославцы ожидали нижегородцев, но ополчение медлило с выходом из Нижнего, ожидая помощи из Казани. Князь Пожарский и Минин, подождав казанцев, догадались, что в Казани происходит что-нибудь недоброе, и решились не ожидать оттуда помощи.

Великим постом, в начале марта, нижегородское ополчение наконец тронулось в поход к ярославцам. В этом городе задумано было устроить главную квартиру для ополчения, потому что он был в самом деле срединным городом для сбора рати. Трогательны были проводы ополчения: при звоне колоколов, при звуке ратных труб ратные люди, отряд за отрядом, выступали из Нижегородского кремля. Весь город был на ногах; все молились и плакали, провожали – кто мужа, кто брата, кто отца, кто детей на великое и славное дело.