Сергей Перминов - Бешеная Мария. Документальные легенды

– Рюдигер! – обратился к фон дер Гольцу Людендорф. – Дайте Вашу ракетницу. Должен же я хоть палец о палец ударить в этот исторический день! – повторил он буква в букву фразу сказанную Гинденбургом. И выпустил сигнальную ракету, тут же продублированную по всей передовой линии немецких окопов. Сорок батальонов германских солдат пошли на зачистку.

– Ваше высокоблагородие! Ваше высокоблагородие!

Свечников открыл глаза и по лицу дежурного по штабу сразу понял, что произошло ужасное. Тихо спросил: «Они пустили газ?». И бросился на смотровую площадку центрального редута. Рядом в накинутой на плечи шинели, видимо тоже разбуженный своим денщиком, появился Бржозовский. Комендант посмотрел на тёмно-зелёную стену тумана медленно ползущую на Осовец и зло стукнул кулаком по парапету смотровой площадки.

– Николай Александрович! Этого мы с Вами боялись больше всего.

– Да, Михаил Степанович, да… Сколько раз просил прислать противогазы! Дай Бог останусь живым, найду ту интендантскую голову и отрежу! А там, что Бог даст!

В бинокль было видно, как солдаты первой линии поднимались из окопов и медленно брели в крепость. Но падали пройдя несколько метров. А тех, кто ещё кое-как шёл, добивала артиллерия.

– Пойдёмте в штаб, Михаил Степанович.

– Да, да! Конечно.

В штабном каземате, как только они вошли, Бржозовский громко крикнул: «Дежурный!». И голосом не терпящим промедления дал команду: «Всех, кто не на боевых постах – писарей, коноводов, телеграфистов – сюда. Бегом!». Через несколько минут штаб был набит людьми.

– Солдаты! Братцы! От вашей быстроты сейчас зависит многое. Немец пустил газ. Противогазы так и не пришли. Обмотайте лица мокрыми тряпками, портянками, нательными рубахами… да чем угодно! И по крепости! В каждый каземат, в каждый капонир… Везде. Где успеете. Может это спасёт чьи-то жизни. Моим приказом: всем сделать то, что сейчас сделаете вы. А кто не в бою пусть наглухо закроют окна, двери, броневые ставни и обильно поливают водой. Это единственное, что даёт шанс на спасение. Вперёд!

И когда солдаты разбежались выполнять его приказ, Николай Александрович повернулся к своему заместителю: «А мы, Михаил Степанович, пока газ ещё далеко пойдём, посмотрим, что творится».

Как потом стало известно, всё то, что произошло 6-го августа 1915 года, не сможет описать ни один литератор обладающий самой изуверской фантазией. Девятая, десятая и одиннадцатая роты Землянского полка погибли полностью. От двенадцатой роты осталось сорок полуживых человек и пулемётчик. От трёх рот в Бялогрондах только шестьдесят штыков. И два пулемёта. Но эти полумертвецы отбили атаку трёх рот ландвера! А 76-й полк наступавших попал под собственные газы и понеся большие потери был отбит остатками двенадцатой роты землянцев. Он не смог взять позиции, которую обороняли сорок отравленных русских солдат. На правом фланге, это было видно со стен редута, 5-й ландверный полк не преодолел многорядную полосу колючей проволоки. И был рассеян огнём артиллерии Осовца. 41-й эрзацбатальон, спешивший им на помощь и атакованный разведкой 225 полка, панически бежал с поля боя. Но самое неимоверное, самое геройское и самое трагическое, что войдёт в историю воинской славы Российской империи и что потом по заказу свыше постараются вычеркнуть из памяти народа советские историки произойдёт в полосе наступления 18-го ландверного полка армии противника.

Зелёный вал газовой атаки был ещё далеко от крепости, но было видно, как за ним немецкие сапёры ловко прорезали с десяток проходов в колючей проволоке. И в неё, как вода сквозь дырявую плотину, хлынули солдаты врага. Они задержались добивая ещё живых защитников первой и второй линии обороны. Потом захватив двор Леонова стали продвигаться вдоль насыпи железной дороги дойдя до её перекрёстка с грунтовкой на Бялогронды. И ключом к победе стал мост на Рудском канале. Мелочь? Да. Но… ох, уж эти мелочи! На целый час атакующих задержали остатки роты ополченцев. Шестьдесят незапланированных минут! Всего-то! Наполеон Бонапарт был прав когда сказал под Ватерлоо: «Битву можно проиграть за четверть часа!». На смотровой площадке центрального редута видя всё это комендант крепости и его начальник штаба прекрасно понимали, что цена Рудского моста стала неимоверно высокой.

– Михаил Степанович! Всё, что есть! Всё, что осталось – в лоб атакующим!

– Только две роты Землянского полка на Заречной позиции, Николай! – переходя на «ты» ответил Свечников.

– Всё, что осталось, Миша! Я к артиллеристам. А потом – в штаб. И будь что будет! Остальное изменить мы не в силах.

Они пожали друг другу руки, поглядели приближающуюся ярко-зелёную волну хлора и разошлись. Последний раз Бржозовский увидел, как артиллеристы накрыли беглым огнём наступавших на Сосненские позиции, резерв противника на дворе Леонова, разметав его и сказал им на прощание: «Больше приказывать вам я не имею права. Вы сделали всё, что могли. Дальше – решайте сами!».

– Ваше высокоблагородие! Вы бы шли в каземат. – сказал старший фейерверкер Ходоковский. – Даст Бог, отобьёмся! А как потом без головы-то? Нельзя! А мы здесь ещё побудем. Обмотаемся, чем-нито… Может, ещё и поможем нашим. Идите, Ваше высокоблагородие!

И артиллеристы стали подтаскивать снаряды ближе к орудиям. Задержавшись ещё на пару минут Николай Александрович увидел, как с Заречной позиции 8-я и 13-я роты Землянского полка невидимые противнику из-за фронта газовой атаки развернулись навстречу атакующим. И горестно вздохнув стал спускаться в штабной каземат, чтобы собрать тех, с кем придётся принимать последний бой…

Мало чем помогли обороняющимся самодельные противогазы из мокрых портянок и натель-

ных рубах. В ядовитом тумане хлора люди гибли десятками. Если не сотнями. Кто кричал. Кто умирал молча. Кто был покрепче здоровьем, выплёвывая из себя сгустки окровавленных лёгких, старались быстрей пройти этот зелёный туман. Там, где кожа солдат была не закрыта, страшный химический ожог покрывал её язвами и волдырями.

– Ваше благородие! Больше командиров нет, погибли. И мы все погибнем! – прохрипел рядом с Котлинским сапёр. – Остались Вы, Стрежеминский и Радке.

– Дважды не умирают! Пока живы, вперёд. Русские не сдаются!

И вытерев рукавом гимнастёрки кровавую пену на губах первым вышел на божий свет. Разрывная немецкая пуля разворотив ему бок бросила подпоручика на землю. Больше Владимир Карпович Котлинский, уроженец города Пскова, двадцати одного года от роду, прослуживший в русской императорской армии чуть больше двух недель, не поднимется никогда. Вечная ему память. И тем, кто шёл с ним в последнюю атаку.