Колин Маккалоу - Травяной венок. Том 1

К концу июня закон вступил в силу. Отныне государственное зерно должно было продаваться всем желающим по цене пять сестерциев за модий, а казначейские квесторы и viri monetales, которые должны были контролировать процесс чеканки, готовились к выпуску пробной партии посеребренных денег. Конечно, на это требовалось время, однако предполагалось, что к сентябрю уже каждый восьмой новый денарий будет посеребренным. Раздавался ропот. Цепион протестовал не переставая. Всадники тоже не были поголовно довольны линией, проводимой Друзом, а низы подозревали, что их решили надуть каким-то непонятным им образом. Но Друз был не чета Сатурнину, и сенат был ему за это признателен. Проводя голосование в народном собрании, он требовал соблюдения приличий и законности, иначе, говорил Друз, собрание будет распущено. Он также не искушал своим поведением авгуров и не применял силовую тактику.

В конце июня Друз был вынужден приостановить проведение в жизнь своей программы: наступил летний перерыв, во время которого заседания сената и комиций не проводились. Обрадовавшись передышке – ибо общая усталость и апатия начали заражать и его, – он тоже покинул Рим. Свою мать с шестью вверенными ее заботам детьми он отправил на свою роскошную приморскую виллу в Мисенум, а сам навестил сначала Силона, затем Мутила, после чего в компании обоих проехал по всей Италии.

Во время этого путешествия от него не укрылось, что народности центральных районов полуострова готовы встать на тропу войны. Проезжая с Силоном и Мутилом по пыльным дорогам, он видел целые легионы хорошо вооруженных солдат, которые проводили учения вдали от римских и латинских поселений. Но он ничего не говорил и не задавал вопросов, веря в глубине души, что в конце концов эти военные приготовления не пригодятся. В ходе своей беспрецедентной законодательной кампании ему удалось убедить сенат и народное собрание в необходимости реформ в области судопроизводства, структуры сената, общественного землевладения и распределения продовольствия. Ни Тиберий Гракх, ни Гай Гракх, ни Гай Марий, ни Сатурнин не сделали столько, сколько он, не ввели в действие такого количество содержательных законов – причем без какого-либо нажима, без оппозиции со стороны сенаторов или сословия всадников. В него верили, его уважали, ему доверяли. Теперь он знал, что когда он объявит о своем намерении дать право голоса всему населению Италии, они позволят ему увлечь себя – пусть даже не разделяя его убеждений. Он сможет это сделать! И в результате он, Марк Ливий Друз, заручится безоговорочной поддержкой четверти всего населения римского государства: ибо присягу на верность ему давали по всему полуострову, даже в Умбрии и Этрурии.

Дней за восемь до возобновления деятельности сената на сентябрьские календы Друз приехал на свою виллу в Мисенуме, чтобы слегка передохнуть перед тяжкими трудами. Во время своего пребывания там он нашел подлинный источник радости и утешения в своей матери. Остроумная, проницательная, общительная, красноречивая, она почти по-мужски воспринимала этот в конечном счете мужской мир. Живо интересуясь политикой, она с гордостью и удовольствием следила за тем, как ее сын проводит в жизнь свою законодательную программу. Либеральная традиция рода Корнелиев вселила в нее предрасположенность к радикализму. Однако вторая, консервативная часть натуры Корнелиев порождала в ее душе одобрение при виде того, как мастерски ориентируется Друз в реалиях и настроениях сената и народного собрания. Ни нажима, ни принуждения, ни угроз, никакого иного оружия, кроме золотого голоса и серебряного языка – именно таким и должен быть великий политик! Она от души радовалась, что Друз пошел не в своего тупоголового, твердолобого, близорукого отца. Он явно пошел в нее!

– Ты блестяще справился с продвижением закона о земле и низшем сословии, – сказала она сыну. – За чем очередь теперь?

Друз глубоко вздохнул, взглянул на нее в упор, и ответил:

– Я дарую законодательным путем полноту гражданских прав, которыми пользуются сегодня римляне, всем жителям Италии.

– Ах, Марк Ливий! – воскликнула она, став белее полотна. – Они не мешали тебе действовать до сих пор, но этого они не допустят!

– Почему же? – спросил он, искренне удивленный, ибо уже привык верить в свою способность совершать то, что никому не под силу.

– Ограждать право гражданства от чужих посягательств было завещано Риму богами! – произнесла, все еще бледная от ужаса, мать и схватила его за руку. – Даже явись посреди форума сам Квирин и повели им предоставить гражданские права остальным – они бы не пожелали этого сделать… Марк Ливий, откажись от этой затеи! Умоляю тебя, и не пытайся!..

– Я поклялся сделать это, мама. И сделаю.

Бесконечно долгое мгновение они пристально смотрели друг на друга; его глаза были полны решимости, а ее – страха за сына. Затем она вздохнула и пожала плечами:

– Что ж… Я не в силах тебя отговорить, я это вижу. Недаром ты правнук Сципиона Африканского… Ах, сын мой, сын! Они убьют тебя!

– Для чего им это, мама? – Друз удивленно приподнял брови. – Я ведь не Гай Гракх, не Сатурнин. Я действую строго в рамках закона и не угрожаю интересам ни отдельного человека, ни mos maiorum.

Слишком огорченная, чтобы продолжать разговор, она встала:

– Идем к детям. Они скучали по тебе.

Если последняя фраза и была преувеличением, то небольшим.

Друз успел приобрести у детей некоторую популярность. Уже на подходах к детской стало ясно, что там бушует ссора.

– Я тебя убью, Катон-младший! – донесся до них крик Сервилий.

– А ну, хватит, Сервилия! – входя приказал Друз, тоном, не допускающим возражений, поскольку угроза в голосе девочки звучала нешуточная. – Катон твой брат, и ты не должна его обижать.

– Если он только попадется мне один на один, ему непоздоровится… – угрожающе пробормотала девочка.

– Не попадется, госпожа Нос Шишкой! – выкрикнул Цепион-младший, выступая вперед и становясь между нею и молодым Катоном.

– И вовсе у меня нос не шишкой! – вскинулась Сервилия.

– Шишкой, шишкой! – не унимался Цепион. – Отвратительный носище, бр-р-р!..

– Успокойтесь! – прикрикнул Друз. – Вы хоть когда-нибудь перестаете ссориться?

– Да! – откликнулся с готовностью молодой Катон. – Когда деремся!

– А как нам не ссориться, когда он тут? – спросил Друз Нерон.

– А ты заткнись, чернорожий Нерон! – выкрикнул вновь молодой Цепион, вступаясь за Катона.

– Я не чернорожий!

– Чернорожий, чернорожий, чернорожий! – упрямо повторял, сжав кулаки, Катон.

– А ты не Сервилий Цепион! – заявила молодому Цепиону Сервилия. – Ты потомок рыжего галльского раба и случайно затесался к нам!