Колин Маккалоу - Травяной венок. Том 1

– Что ж, Сервилия, – поспешила с ответом Ливия Друза, – я только рада, что ты любишь своего отца. Но тебе придется повести себя, как взрослой, когда он вернется домой и вы снова будете с ним разговаривать. То, что я рассказала тебе о моей неприязни к нему, – это исповедь, не подлежащая разглашению. Это наш секрет.

– Почему? Разве он этого не знает?

Ливия Друза нахмурилась, не зная, что ответить.

– Если ты так много беседуешь с отцом, Сервилия, то ты должна знать, что он понятия не имеет о моей неприязни. Твой tata не относится к числу проницательных мужчин. В противном случае и я относилась бы к нему иначе.

– Мы с ним никогда не тратим время на то, чтобы обсуждать тебя, – пренебрежительно бросила Сервилия. – Нас занимают более важные вещи.

– Для семилетней девочки ты неплохо умеешь наносить обиды.

– Tata я никогда не обижала, – отчеканила семилетняя девчонка.

– Твое счастье. Но на всякий случай запомни мои слова. То, что я сказала – или попыталась сказать тебе сегодня, – должно остаться между нами. Я раскрыла тебе душу и рассчитываю, что ты поступишь с моей исповедью так, как подобает римской патрицианке – бережно.

Когда в апреле Луций Валерий Флакк и Марк Антоний Оратор были выбраны цензорами, Квинт Поппедий Силон явился к Друзу в состоянии необычайного воодушевления.

– О, как чудесно было поболтать с Квинтом Сервилием! – с усмешкой бросил Силон; он никогда не скрывал своей неприязни к Цепиону, как и тот – своего презрения к нему.

Хорошо понимая друга и втайне соглашаясь с ним, хотя семейные узы не позволяли ему выражать свое согласие вслух, Друз пропустил сие замечание мимо ушей.

– Что довело тебя до кипения? – спросил он Силона.

– Наши цензоры! Они замыслили самую дотошную перепись, какая предпринималась когда-либо прежде, и вот теперь собираются изменить процедуру! – Силон выразительно воздел руки к небу. – О, Марк Ливий, ты и представить себе не можешь, как глубок теперь мой пессимизм по поводу событий в Италии! Теперь я уже не вижу иного выхода из положения, нежели отделение и война с Римом.

Друз впервые услышал от Силона о его подлинных опасениях. Он выпрямился и с тревогой взглянул на него.

– Отделение? Война? Квинт Поппедий, как ты можешь даже произносить такие слова? Положение в Италии будет спасено мирными средствами – я по крайней мере всеми силами буду способствовать этому.

– Знаю, знаю, друг мой. Можешь мне поверить, отделение и война – вовсе не то, чего бы мне хотелось. Италии они нужны ничуть не больше, чем Риму. Это потребует такой затраты денежных и людских ресурсов, что они не восполнятся и спустя десятилетия, независимо от того, кто одержит победу. В гражданской войне не бывает трофеев.

– Даже не думай об этом.

Силон беспокойно заерзал, оперся о стол Друза и подался вперед.

– В том-то и дело, что я об этом не думаю! Наоборот, я неожиданно придумал, как предоставить италикам все права, не ущемляя интересов Рима.

– Массовое предоставление прав римского гражданства?

– Не полностью, конечно, – полностью все равно не получится. Но в достаточном объеме, чтобы далее последовало предоставление всех прав без изъятия.

– Как же? – Друз был обескуражен; раньше он воображал, что именно он является ведущим в их совместных с Силоном планах предоставления италикам римского гражданства, а Силон – ведомым; теперь же выяснялось, что его самодовольство не имело под собой оснований.

– Как тебе известно, цензорам всегда было гораздо важнее узнать, кто и что живет в самом Риме, а не за его пределами. Переписи в сельской местности и в провинциях вечно запаздывали и подразумевали сугубо добровольное участие. Сельский житель, желающий зарегистрироваться, должен был обратиться к своему duumviri в населенном пункте, имеющем муниципальный статус. В провинциях ему и подавно приходилось отправляться к губернатору, а до него путь неблизкий. Те, кому это было нужно, отправлялись в дорогу, остальные клялись сами себе, что уж в следующий раз сделают это обязательно, а пока доверяли чиновникам, переносившим их имена из старых списков в новые, – чаще всего все именно так и было.

– Все это мне прекрасно известно, – терпеливо произнес Друз.

– Ничего, выслушать то же самое еще разок тебе не повредит. Как ты знаешь, Марк Ливий, наши новые цензоры – забавная парочка. Никогда не думал, что из Антония Оратора может получиться хороший работник, однако, если вспомнить его кампанию против пиратов, го приходится признать, что у него есть кое-какие способности. Что касается Луция Валерия, Flamen Martialis [92]и консулара, то я помню лишь, какую неразбериху он устроил в последний год консульства Сатурнина, когда Гай Марий был слишком болен, чтобы управлять. Однако справедливо говорят, что любой человек рождается с каким-нибудь талантом. Теперь выясняется, что у Луция Валерия тоже имеется талант – так сказать, по части тылового обеспечения. Иду я сегодня по нижнему форуму, как вдруг появляется Луций Валерий. – Силон широко распахнул свои диковинные глаза и театрально разинул рот. – Представь себе мое изумление, когда он подзывает меня и спрашивает меня, италика, найдется ли у меня время с ним поговорить! Естественно, я ответил, что он может полностью распоряжаться мной. Оказалось, что ему понадобилось, чтобы я порекомендовал ему римских граждан-марсов, которые согласились бы заняться переписью граждан и татинян на марсийской территории. Прикинувшись дурачком, я к концу разговора вытянул из него все, что требовалось. Они – то есть он и Антоний Оратор – собираются прибегнуть к помощи особых людей – переписчиков, которых они разошлют по всей Италии и Италийской Галлии под конец этого года и в начале следующего, чтобы покрыть переписью сельскую местность. По словам Луция Валерия, вашим новым цензорам не дает покоя мысль, что прежняя система не учитывала большого количества сельских жителей и латинян, не желающих регистрироваться. Что ты на это скажешь?

– Чего ты от меня ждешь? недоуменно спросил Марк Ливий.

– Чтобы ты признал, что мыслят они здраво.

– Что верно, то верно. И по-деловому. Но я пока не понял, отчего ты так высоко задрал хвост?

– Дружище Друз, если мы, италики, сможем повлиять на этих переписчиков, то добьемся, чтобы они зарегистрировали италиков, желающих этого, в качестве римских граждан! Не всякий сброд, а людей, давно уже приобретших право именоваться римлянами, – доходчиво растолковал Силон.

Ничего не выйдет, – отозвался Друз, смуглое лицо которого не выражало сейчас никаких чувств. – Это неэтично и незаконно.

– Зато оправдано с моральной точки зрения.

– Мораль здесь ничто, Квинт Поппедий. А закон – все. Любой гражданин, попавший в список римлян подложным путем, не может считаться таковым законно. Я не могу с этим смириться, и ты тоже не должен уповать на это. И больше ничего не говори! Лучше подумай – и ты поймешь, что я прав, – твердо сказал Друз.