Колин Маккалоу - Травяной венок. Том 2

– Я должен передать руководство Самнием тебе, Квинт Поппедий, – сказал Мутил.

– Нет, – вскричал Силон, – у меня нет твоего опыта руководства войсками – особенно самнитскими – и уж тем более я не обладаю твоим талантом полководца.

– Это еще не все. Мои самниты решили следовать за тобой.

– Неужели самниты действительно хотят продолжать войну?

– Да, но во имя Самния, а не Италии.

– Я понимаю, однако ведь остался же хоть один самнит, чтобы повести их!

– Нет, Квинт Поппедий, это должен быть ты.

– Ну что ж, очень хорошо, – вздохнул Силон.

Они не говорили вслух о том, что их надежды на независимость Италии рухнули. Не обсуждали они и то, что оба и так знали: если с Италией будет покончено, Самний не сможет победить.

В мае последняя повстанческая армия выступила из Эзернии под командованием Квинта Поппедия Силона. Она насчитывала тридцать тысяч пехотинцев и тысячу всадников и была усилена еще двадцатью тысячами вольноотпущенников. Большинство из пехотинцев составляли раненые в предыдущих битвах, которые добрались до Эзернии – единственного безопасного места; Силон повел кавалерию за собой и прорвал кольцо римлян вокруг города. Эта вылазка была неизбежной – Эзерния не могла долгое время кормить такое количество ртов.

Каждый выступивший в поход знал, что положение безвыходное, и никто не надеялся победить. Самое большее, на что они могли рассчитывать, – дорого продать свою жизнь. Но когда солдаты Силона взяли Бовиан и перебили там римский гарнизон, почувствовалось некоторое облегчение. Неужели был еще шанс? Метелл Пий и его армия расположились под Венусией на Аппиевой дороге, так что до Венусии путь был свободен.

И там же, под Венусией, состоялась последняя битва войны, завершившая странный круговорот событий, которые начались со смертью Марка Ливия Друза. На поле Венусии сошлись в единоборстве два человека, любившие Друза больше всего, – его друг Силон и его брат Мамерк. Пока самниты гибли тысячами, не в силах противостоять более опытным и сильным римлянам, Силон и Мамерк упорно сражались друг с другом. Силон упал. Мамерк стоял, глядя на марса со слезами на глазах и с поднятым мечом, но он колебался.

– Прикончи меня, Мамерк, – задыхаясь произнес Квинт Поппедий Силон, – ты должен отомстить мне за убийство Цепиона.

– За Цепиона! – воскликнул Мамерк, пронзил Силона мечом и лишь затем безутешно оплакал его, Друза и горечь победы.

– Свершилось, – сказал Метелл Пий Поросенок Луцию Корнелию Сулле, который прибыл в Венусию в тот момент, когда услышал шум битвы. – Венусия вчера сдалась.

– Нет, не свершилось, – мрачно отозвался Сулла, – это не может свершиться, пока Эзерния и Нола не покорены.

– А ты не подумал о том, – робко осмелился возразить Поросенок, – что если мы снимем осаду Эзернии и Нолы, жизнь там войдет в нормальное русло?

– Я уверен, что ты прав, – ответил Сулла, – и именно поэтому мы не снимем осаду с этих городов. Почему они должны выйти сухими из воды? Помпей Страбон не позволил Аскулу этого. Нет, Поросенок, Эзерния и Нола останутся в том положении, в котором они сейчас находятся. И если потребуется – вечно.

– Я слышал Скатон мертв, а Пелигин сдался…

– Все правильно, – ухмыльнулся Сулла, – кроме того, что ты неверно это изложил. Помпей Страбон взял в плен Пелигина. Скатон пал от его меча раньше, чем разделил ту же участь.

– Итак, это действительно конец! – воскликнул Метелл Пий.

– Нет, пока Эзерния и Нола не покорились. Известия о резне римлян, латинян и италиков в провинции Азия Сулла получил в Капуе, городе, который он сделал своей базой. К тому же, он освободил Катула Цезаря, чтобы тот мог вернуться в Рим для заслуженного отдыха, но оставил себе его секретаря – высокоодаренного Марка Туллия Цицерона, находя его услуги настолько ценными, что в Катуле Цезаре не было необходимости.

Цицерон считал Суллу таким же чудовищем, как и Помпея, хотя и по иным причинам, и крайне сожалел об отсутствии Катула Цезаря.

– Луций Корнелий, – спросил он Суллу, – смогу ли я получить увольнение в конце года, хотя к тому времени срок моей службы составит неполных два года? Однако если подытожить все мое участие в кампании, эту цифру надо увеличить в десять раз.

– Я подумаю, – отвечал Сулла, который ценил Цицерона как личность намного выше, чем в свое время Помпей. – В настоящий момент я не могу обойтись без тебя. Никто другой не знает так много об этих краях, как ты, тем более что сейчас Квинт Лутаций отправился в Рим отдыхать.

«Впрочем, можно ли вообще говорить об отдыхе, – думал Сулла, мчась в Рим в повозке, запряженной четырьмя мулами. – Как только нам удается потушить один пожар, так тут же вспыхивает другой. И это делает войну против Италии подобной двум тлеющим хворостинам.»

Все старшие сенаторы сошлись в окрестностях Рима для сенатских слушаний о провинции Азия, присутствовал даже Помпей Страбон. Примерно сто пятьдесят человек собрались в храме Беллоны, снаружи священной границы Рима, в лагере Марция.

– Итак, мы знаем, что Маний Аквилий мертв. Вероятно, это означает, что оба его уполномоченных также мертвы, – говорил Сулла в сенате доверительным тоном. – Тем не менее, видимо, Гай Кассий бежал, хотя мы ничего не слышали о нем. Чего я не могу понять – так это того, почему мы не имеем ни малейших известий от Квинта Оппия из Киликии. Наверное, она тоже потеряна. Плохо дело, когда Рим вынужден полагаться на изгнанников в известиях, подобных этим.

– Из этого следует, что Митридат наносит молниеносные удары, – сказал Катул Цезарь, хмуря брови.

– Другими словами, – вступил в разговор Марий, – ему посчастливилось проскочить между двумя нашими официальными уполномоченными.

Сказанное не вызвало возражений, и все задумались. Преданность общему делу объединяла членов сената, но они не могли быть едины, когда среди них появлялся кто-то не равный им по положению. И все знали, что таковыми являлись Гай Кассий и трое уполномоченных.

– Тогда Квинт Оппий по меньшей мере должен был установить с нами связь, – вновь заговорил Сулла, выразив общее мнение. – Он человек чести и не мог оставить Рим в неизвестности дольше чем следовало. Я думаю, мы должны смириться с мыслью, что Киликия тоже потеряна.

– Нам нужно каким-то образом связаться с Публием Рутилием и запросить побольше сведений, – сказал Марий.

– Мне кажется, что если кто-то из наших людей уцелел, то они начнут прибывать в Рим в конце августа, – отозвался Сулла. – Тогда мы и будем знать больше.

– Я расцениваю письмо Публия Рутилия как свидетельство того, что никто не уцелел, – произнес Сульпиций со скамьи трибунов. Он со стоном сжал кулаки. – Митридат совершенно не проводит различия между италиками и римлянами!