Уилбур Смит - Троя. Падение царей

Теперь у него болела голова. Он сел и застонал.

— Выпей, — сказала Кассандра, протянув ему флягу с водой. — Это прояснит твои мысли.

Вытащив затычку, Гершом поднес флягу к губам и жадно выпил. Во рту было сухо, как в пустыне, которую он только что видел.

— Что это было — то, что я видел? — спросил Гершом девушку.

Она пожала плечами.

— Это же твои видения. Я не знаю, что именно ты видел.

— Последнее, что я увидел, — как гора взорвалась и уничтожила солнце.

— А, — сказала Кассандра, — тогда я ошиблась, потому что такое видение мне знакомо. Она не уничтожила солнце, просто заслонила его свет. Это пророческое видение, Гершом.

Гершом выпил еще воды.

— В голове моей все еще полно тумана, — сказал он. — Над огненной горой был огромный храм в форме лошади.

— Да, это Храм Теры, — ответила девушка.

Гершом подался к ней.

— Тогда ты не должна туда плыть. Ни одно живое существо не может выжить среди того, что я видел.

— Знаю, — сказала Кассандра, стащив с головы лавровый венок и вытряхнув веточки из своих длинных темных волос. — Я погибну на острове Тера. Я знала это с тех пор, как подросла достаточно, чтобы вообще что-нибудь знать.

На этот раз Гершом посмотрел на нее иначе: сердце его было полно горя. Она выглядела такой хрупкой и одинокой, глаза ее блуждали, лицо было печальным. Гершом потянулся, чтобы обнять ее, но девушка отодвинулась.

— Я не боюсь смерти, Гершом. И все мои страхи закончатся на Красивом Острове.

— Мне он не показался красивым, — ответил он.

— Он имеет много обличий и много имен, меняя их по мере того, как проходят годы. И будет иметь еще больше. И все они красивы.

Она вздохнула.

— Но этой ночью дело не в моей жизни и смерти. Дело в тебе, Человек Камня. Твои дни на море почти подошли к концу. Ты дал клятву, и вскоре от тебя потребуют ее выполнения.

Гершом вспомнил о тех днях, когда Геликаон был близок к смерти. Хирурги и лекари Трои были бессильны его спасти, поэтому Гершом нашел загадочного святого, пустынного жителя, известного как Предсказатель. Даже теперь Гершом ясно помнил их первую встречу и слова, произнесенные тогда. Белобородый Предсказатель согласился вылечить Геликаона, но назначил свою цену. И не ту, что следовало заплатить серебром или золотом.

— Однажды я призову тебя, — сказал он той ночью Гершому, — и ты придешь ко мне, где бы я ни был. Тогда ты будешь выполнять мои приказы в течение года.

— Я стану твоим рабом?

Пророк ответил очень тихо, и Гершому запомнился едва уловимый оттенок презрения в его голосе.

— Цена для тебя слишком высока, царевич Ахмос?

Гершом хотел отказаться. Этого требовала его гордость. Он хотел крикнуть: «Да, цена слишком высока!» Он был царевичем Египта, а не чьим-то рабом. Однако он этого не сказал. Он сидел тихо, едва дыша от напряжения. Геликаон был его другом, он спас ему жизнь. Неважно, какой ценой, Гершом должен был вернуть этот долг.

— Я согласен, — наконец, сказал он.

Взглянув при лунном свете на Кассандру, Гершом спросил:

— Он вскоре меня призовет?

— Да. Ты больше не увидишь Трою, Гершом.

Клейтос, микенский посол, тихо сидел, крутя в руках кубок с вином.

В мегароне Алкея царила сдержанность, пятьдесят с лишним гостей ели и пили почти в тишине. В зале чувствовалось напряжение, и Клейтос наблюдал, как люди украдкой бросают взгляды на Персиона и Геликаона, сидящих на противоположных концах царского стола.

Для Клейтоса нынешний вечер был ответом на его молитвы, даром богов человеку, который послушно им служил. Его жизнь была необыкновенно удачливой. Он родился в благословенной богами земле и среди людей, богами любимых. Микенцы были самым великим народом Зеленого моря, более благородным, более героическим, чем остальные народы.

Царь Агамемнон являлся воплощением этого величия. Он раньше всех увидел, какую опасность для других народов представляет собой Троя. Он распознал в Приаме деспота, решившего подчинить своей воле всех свободных людей. В то время как другие подкупали коварного троянского царя или льстили ему, Агамемнон не дал себя провести. Благодаря его мудрости коварству Трои придет конец, стены ее падут, ее люди станут рабами.

Сегодня ночью, как бы в предзнаменование этого великого дня, один из заклятых врагов Микен, человек истинного зла, будет сражен праведной силой микенского воина. То будет ночь правосудия, ночь, когда возрадуются боги.

Женщина на последних сроках беременности, сидевшая слева от Клейтоса, наклонилась, пытаясь дотянуться через него до блюда с фруктами. Ее рука коснулась его руки, и немного вина выплеснулось из кубка посланника.

— Приношу извинения, — сказала она.

Клейтосу захотелось влепить ей пощечину. Но вместо этого он улыбнулся, дотянулся до блюда и передал ей.

— Не надо извиняться, царица Арианна, — сказал он и немедленно отвернулся в надежде, что жирная свинья поймет, что он не желает с ней беседовать.

Но женщина, как и большинство представительниц ее пола, была недалекой и намеков не понимала. Она настойчиво продолжала разговаривать с Клейтосом, продолжая беседу, начатую раньше.

— Я не понимаю, посланник, — сказала она. — Ты говоришь, что Приам собирается ввергнуть весь мир в войну.

— Да. Чтобы сделаться владыкой всего мира.

— Зачем?

Он уставился на нее.

— Зачем? Затем… что он злой, и он тиран.

— Я имею в виду: что он получит, послав свои войска, чтобы напасть на соседей? Он уже самый богатый из царей. Содержание армий стоит дорого. Каждую область, как только он ее покорит, нужно будет оборонять, в ней нужно будет строить крепости. Бесчисленные армии, рыщущие по завоеванным землям, истощат даже огромные богатства Трои.

— Что он получит? — повторил Клейтос, пытаясь выгадать время, чтобы подумать. — Его будут считать завоевателем и великим воителем. Он получит славу и известность.

— И это для него так важно?

— Конечно, это важно. Все настоящие мужчины жаждут славы и известности.

— А, — сказала царица. — Я снова в замешательстве. Так он настоящий мужчина или тиран? Или и то и другое?

— Он злой, как я уже сказал.

— Итак, злые тоже жаждут славы и известности. Как же нам тогда различить, кто злой, а кто нет?

— Это не всегда легко, — ответил Клейтос, — особенно для женщин. Женщина должна полагаться на мудрость великих царей, таких, как Агамемнон.

— Я слышала о его величии, — сказала царица. — Мой муж говорит о его завоеваниях, о том, сколько городов он взял, о захваченных им рабах и добыче. От Спарты на юге и до Фракии на севере. Я плохо умею считать. Были убиты четырнадцать царей и царевичей или шестнадцать?

— Я не вел подсчетов, — сказал Клейтос. — Но это верно, царь Агамемнон — несравненный воин.