Георг Эберс - Уарда

– Ну, так признайся, что это ты велел капитану плыть до Эфиопии! – раздраженно воскликнула старуха. – Объясни ему, что ты узнал, как они намерены поступить с Пентауром в Хенну, а поэтому хоть и сдержал слово, но не мог допустить, чтобы преступник остался без наказания. Тогда они начнут наводить справки, и, если найдут еще внука Асса живым, ты как-нибудь перед ним оправдаешься. Последуй-ка моему совету, если хочешь стать дельным домоправителем и хозяином в своих владениях.

– Нет, это не годится, – решительно заявил везир. – Помощь Амени нужна мне не только сегодня, но и завтра. Я не хочу быть слепым орудием в его руках, но до поры до времени он должен считать меня именно таким орудием.

Старуха пожала плечами, вошла к себе в пещеру и вынесла оттуда какой-то флакончик.

– Возьми вот это, – сказала она. – Четыре капли в чашу с вином – и тот, кто ее выпьет, неминуемо лишится рассудка. Испытай-ка это зелье на каком-нибудь рабе, и ты убедишься, как оно отменно действует.

– А зачем оно мне? – спросил недоумевающий везир.

– Чтобы оправдаться перед Амени! – расхохоталась колдунья. – Как только капитан барки возвратится, ты прикажешь ему явиться к тебе, угостишь его вином и… Амени, увидав перед собой безумного, должен будет поверить тебе, что он несомненно проплыл мимо Хенну в припадке умопомрачения.

– Это хитро! Это просто замечательно! – вскричал Ани. – Необыкновенный человек при любых обстоятельствах остается необыкновенным! Ты была величайшей певицей, теперь же ты – мудрейшая из женщин, дорогая Беки!

– Я уже больше не Беки, меня зовут Хект, – грубо остановила его старуха.

– Ну, как хочешь! Разумеется, если бы я мог услышать еще и пение Беки, то был бы обязан отблагодарить тебя щедрее, чем одну только Хект, – со своей неизменной улыбкой заметил Ани. – Но мне не хотелось бы покинуть умнейшую женщину Фив, прежде чем я не задам ей еще один очень важный вопрос. Обладаешь ли ты даром предвидения? Есть ли у тебя средства, позволяющие узнать, удастся или обречено не провал огромное и рискованное предприятие, – ты догадываешься, о чем я говорю?

Хект опустила глаза и после краткого раздумья ответила:

– Ничего определенного я на этот счет пока сказать не могу, но дело твое идет неплохо. Взгляни на тех двух ястребов с цепочками на лапах: они берут пищу только из моих рук. Вон тот, что линяет, а сейчас сидит, прикрыв глаза, – Рамсес, а этот – нарядный и гладкий, со сверкающими глазами – ты! Все дело в том, кто из них будет жить дольше. Пока же, как ты сам видишь, преимущество на твоей стороне.

Ани метнул злобный взгляд на больного ястреба-фараона, а Хект продолжала:

– С ними обоими нужно одинаково обращаться, ибо судьба не позволяет себя насиловать.

– Корми их хорошенько! – сказал везир и, бросив на колени старухи мешочек с золотом, добавил: – Если с одной из этих птиц что-нибудь случится, своевременно дай мне знать через Нему.

После этого Ани спустился в долину и направился к гробнице своих предков. А колдунья Хект смеялась ему вслед, бормоча себе под нос:

– Теперь-то этот глупец будет защищать меня уже ради своей птички. И этот ухмыляющийся, малодушный, бездарный человек собирается править Египтом! Неужто я и впрямь мудрее всех, или просто к старой Хект приходят за советом одни лишь дураки? Но ведь сам Рамсес избрал этого Ани своим везиром. Может быть, он сделал это потому, что не очень умный человек показался ему менее опасным? Если он действительно так думал, то это не слишком мудро, потому что никто не бывает так самоуверен и дерзок, как глупцы!

А через час везир, выйдя из гробницы своих предков, уже в роскошных одеждах проезжал на блестящей колеснице мимо пещеры старухи Хект и хижины Уарды.

Нему пристроился на обычном для карликов месте – на подножке. Этот маленький человечек взглянул в сторону хижины и заскрежетал зубами, когда увидал возле Уарды какого-то мужчину, чья белая одежда была отчетливо видна сквозь изгородь.

А гостем Уарды был не кто иной, как царевич Рамери. В белой одежде казначейского писца он рано утром переправился через Нил, чтобы разузнать о Пентауре и… украсить волосы Уарды чудесной розой.

Последнее было, пожалуй, для него важнее, уже хотя бы потому, что к первому делу следовало приступить позже. Он даже попытался оправдать такой порядок перед самим собой весьма убедительными причинами. Во-первых, роза, заботливо спрятанная в складках его одежды, могла завянуть, если бы он стал ждать своих товарищей возле Дома Сети; кроме того, после разговора с ними ему, быть может, пришлось бы спешно возвращаться в Фивы, и, наконец, он не был уверен в том, что Бент-Анат не пошлет за ним своего царедворца, а поэтому всякое промедление грозило разрушить все его планы.

Сердце юноши сильно билось не только из-за близости девушки, но также от сознания того, что он совершает тяжкий проступок.

Место, куда он собирался ступить, считалось нечистым. Кроме того, он сказал Уарде неправду, а это была его первая в жизни ложь. Он выдал себя за писца из свиты Бент-Анат, и поскольку, солгав один раз, человек неизбежно должен продолжать лгать, то на вопросы о том, из какой он семьи, Рамери наплел ей множество всяких басен о своих родителях и о своей жизни.

Неужели здесь, в этом нечистом месте, зло имело над ним больше власти, чем в Доме Сети или во дворце? Да, пожалуй, это так, потому что всякое волнение в природе или в душе человека – это частица Сетха, а в его груди все так и кипело!

Но разве это возможно! Ведь он хотел Уарде только добра! Она так прекрасна и мила – ну, точно дитя богов; несомненно, эта белокожая девочка откуда-то похищена и никак не может быть плотью от плоти этих нечистых.

Когда Рамери вошел во двор, Уарды нигде не было видно, но вскоре из раскрытой двери хижины послышался ее голос. Но вот и она сама вышла во двор, услыхав лай собаки.

Увидев Рамери, она испугалась.

– Ты опять здесь, – сказала она с упреком. – Я же тебя предупреждала, что моя бабка – жена парасхита.

– Но я ведь не к ней пришел, а к тебе, к тебе одной, – возразил Рамери. – А ты не имеешь к ним никакого отношения. Я хорошо поразмыслил обо всем! В пустыне розы не растут!

– И все же я дочь своего отца и внучка моего несчастного, убитого деда, – решительно заявила Уарда. – Я не сомневаюсь, что родилась в этой семье, а для кого она слишком дурна, тот пусть держится от меня подальше.

С этими словами она повернулась и хотела было войти в хижину, но Рамери схватил ее за руку и сказал:

– До чего же ты зла! Ведь я хотел тебя спасти, я пришел к тебе до того, как подумал, что ты… ты слишком не похожа на людей, которых называешь своими близкими. Не пойми меня превратно: мне страшно даже подумать, что ты, такая прекрасная и белая, как лилия, должна нести на себе страшное проклятие, нависшее над этим домом. Ты привлекаешь всех, даже мою повелительницу Бент-Анат, и мне казалось просто немыслимым, что…