А. Сахаров (редактор) - Екатерина Великая (Том 2)

– Хуже, генерал: неуместное вмешательство. И дерзость иногда бывает кстати. А что не впору и не к месту, то хуже всего! Но я больше по указке светлейшего ходить не стану. Можете быть покойны. За свои подвиги он стоит всяких наград. И дело за ними не станет… Но и я хочу быть свободна. Он это скоро поймёт из моих действий. А какие вести у тебя из Ясс? Там дела как будто остановились? Сухопутная кампания – не морская. Зима – самое– время для боёв.

– Я, государыня… Вы знаете моё глубокое восхищение талантами господина фельдмаршала… Но любовь моя к родине и к вашему величеству не позволяет молчать и о тех слабостях, которые мешают светлейшему достичь высших степеней славы… Покрыть славой имя и оружие вашего величества… И я всё скажу, что мне пришлось узнать… Даже если это вызовет недовольство вашего величества…

– Никакого недовольства. Говори прямо. Я вижу, как ты добр и привязан ко мне… Не виляй только. Со мною будь всегда начистоту… Это – первое твоё правило быть должно… Что же? От кого получил вести? Наш мальчик пишет, должно быть? Говори…

– Не только Валериан… Генерал Суворов тоже не очень хвалит распоряжения фельдмаршала, находя, что не совсем они к делу и мало говорят об искусстве вождя…

– Суворов порицает?.. Это нехорошо… Хотя… Нет ли тут посторонних причин? Он давно заглядывает ко мне в руки: нет ли у меня и для него фельдмаршальской шпаги и жезла? Пусть ещё отличится немного… Найдём и для этого чудака… красивую игрушку… Пусть потерпит. А Валериан что пишет?

– Всё то же: кутежи, дамы без числа и самых разных наций, траты непомерные, игра на десятки и сотни тысяч рублей, оргии всякие… Словом, не желаю оскорблять слуха вашего величества… А вести всё те же… Причём, смею заверить, что брат не ищет сравнения с князем… Наоборот, удивляется уму его и сетует, что мало в дело применяются такие большие способности великой души…

– Милый мальчик… Я хотела бы его видеть скорее у нас… Неужели тебе не жаль держать брата там, среди опасностей? Поди сюда… Ревнуешь? К нему! К ребёнку! Не стыдно? Глупый… Ну, Бог с тобой. Батюшки, даже слёзы проступили на наших красивых глазах. Генерал, это вам вовсе не идёт… Успокойтесь… Всё будет так, как есть. А может быть, ещё лучше… Я осторожно постараюсь напомнить князю. Если начать очень строго, он всё бросит и прискачет сюда. Может быть, ты этого желаешь? Нет? И я тоже… Значит, пошлём ему новые награды… Пообещаем ещё… Только бы действовал поживее, не погружался бы в свою лень и беспутство… Да он не может. У этого человека всё на широкую ногу… И хорошее и плохое… Уж такова, видно, его судьба. Ну, поглядим… А пока удача улыбается нам, надо ловить её ласку. Она редко улыбается людям на земле…

– Вам ли это говорить, государыня… Столько лет счастливого правления… Победы, успехи, слава… И это – не дело удачи, а дело рук моей государыни, великой Екатерины, достойной наследницы великого Петра.

– А ты – великий льстец и сладкопевец… Тебе бы с Державиным в конкурс вступить… Но я верю, что искренно…

Зубов горячо поцеловал протянутую руку.

– Да, кстати: Державин теперь, я слышала, при тебе… Он хлопочет о своих делах. Перессорился со всеми по службе, где ни сидел, и дела запутал. Как ты ладишь с нашим Пиндаром? [157]Положим, характер у тебя золотой, даже лучше, чем у моего Храповицкого, которому все друзья. Но положения ваши разные… Вот что удивительно. Если и дальше так будет, мне только радоваться остаётся, что Бог послал тебя под конец жизни.

– Государыня, не говорите этих печальных слов!

– Пустое, друг мой. Ко всему привыкать следует. Обо всём надо подумать. Потому и желательно, чтобы ты с князем нашим светлейшим в ладу был… И…

Екатерина остановилась.

Осторожная и недоверчивая даже со своими фаворитами, особенно первое время, когда узнавала их, Екатерина не решалась, говорить дальше.

Она чувствовала на себе почтительный, преданный по-собачьи, но словно пронизывающий взгляд маслянистых, красивых глаз Зубова. Но слово сорвалось, и, подняв глаза, Екатерина заговорила:

– Большую тайну открою тебе. У меня и у наиболее опытных в правлении людей явилась мысль, что наследовать по мне надо не цесаревичу… Опасность от того большая для царства и для него самого произойти может. От склонности его к прусской монархии, как то и у покойного мужа было… Помилуй, Господи!.. И от свойств его души, характера пылкого, ненадёжного, словно бы и непорядочного порою. Я знаю всё, конечно, что в Гатчине делается… И жаль мне невестку. Хотя и хитрит она против меня… Да Бог ей простит… С таким мужем ещё не то сделаешь!

Но империя – не жена. Тут иные потребны качества, кроме увенчания… И с надеждой гляжу я и все близкие ко мне на великого князя Александра. Ты ещё мало с делами знаком. Понемногу всё узнаешь. Твоя преданность и явная любовь ко мне даёт на то права. А пока старайся заслужить милость внука… Чтобы он полюбил тебя. Тогда и смерти моей бояться тебе будет нечего… Вот что хотела сказать тебе.

– Матушка, родная моя… Богиня небесная… Зачем это? Не думаю ни о чём, только бы тебя покоить и тешить… А там…

– Вижу. Тем более мне заботиться надлежит о друге прямом и бескорыстном! Только, гляди, не проболтайся до срока. И мне неприятно будет, и себе врагов лишних наживёшь. Говорят, кто знает тайну, тот её и ковал наполовину… Так лучше; ничего ты знать не знаешь, ведать не ведаешь, по русской отговорке… А теперь пойдём, партию на биллиарде сыграть не желаешь ли? За целое утро засиделась. Хорошо разойтись немного… Кровь разогнать.

– Плохой я игрок, государыня. Всё теряю партии. Охота ли вам с таким?

– Нарочно теряешь, я приметила, чтобы мне угодить… Милый друг. Ну, Грибовского позовём. Он там сидит на дежурстве. Дел нет. А ему выиграть ставку всегда приятнее, чем меня потешить. Он уж не станет поддаваться мне… Плут ты этакой… Идём…

Желание чаровать всех, «всем нравиться», как об этом порою говорила сама Екатерина, врождённое ей как женщине и воспитанное потом обстоятельствами, было в ней сильнее других чувств.

Решив совершенно уйти из-под «руки» своего многолетнего друга, ментора, почти «господина», из-под власти Потёмкина, которого многие даже считали законным её супругом, тайно обвенчанным, подобно Разумовскому с Елизаветой, Екатерина тем не менее осыпала героя самыми несомненными знаками внимания. И только делала всё как бы по секрету от других.

Посылая ему бриллиантовый лавровый венок за победы, такую же шпагу и аксельбант в двести тысяч рублей, она оставила Зубова в убеждении, что все вещи стоят не более сорока тысяч рублей.

В марте того же 1790 года светлейший получил назначение, которого в прошлое царствование удостоен был один тайный супруг Елисаветы: князь был пожалован в гетманы целой Малороссии.