Филипп Боносский - Долина в огне

Сильное впечатление оставляет собрание в лесу, на которое пришли рабочие, чтобы обсудить свои дела втайне от хозяйских лазутчиков. Во тьме ночи юноша слышит знакомый голос — это голос Добрика. Он умеет и весело шутить, и спокойно убеждать, он призывает к единству и сплоченности всех рабочих, будь то белый или негр. Побои и угрозы не сокрушили Добрика. Бенедикт понимает, что собравшиеся здесь люди уважают, любят и поддерживают человека, одно имя которого приводит отца Брамбо в трепет.

Для прозревающего юноши Добрик воплощает в себе все светлое и лучшее, что он находит в простых людях труда, о которых его духовный пастырь отец Брамбо говорит с неприязнью и презрением. Но «презренная чернь» выдвигает из своей среды таких отзывчивых и гуманных людей, как Добрик, верящих в силы народа и торжество социальной справедливости. Писателю удалось убедительно показать, как в ожесточенной борьбе выковываются сильные характеры, показать процесс рождения нового человека, внимание которого сосредоточено не на себе, а на судьбах всех людей. И хотя Добрик не так уж часто появляется на страницах книги, именно он влияет на мысли людей и ход событий.

С большой теплотой и симпатией изображены в романе негритянка матушка Берис и непокорный негр Клиффорд, борющийся рука об руку с Добриком. В романе, естественно, возникает тема интернационализма, тема единства действий «белых» и «цветных» рабочих. Характерно, что эта тема проходит через многие произведения передовых американских писателей нашего времени.

Филипп Боносский гневно изобличает духовных пастырей, таких как католический священник отец Брамбо, лощеная и привлекательная внешность и приятные манеры которого прикрывают гнусного доносчика и шпиона, ненавидящего простых людей, испытывающего страх перед миром бедноты.

Изображая сложность борьбы и трудности, встающие на пути борцов за социальную справедливость, Боносский не запугивает читателя, а вселяет в него веру в тех людей Америки, которым принадлежит будущее.

В речи на Третьем съезде писателей СССР, на котором он был почетным гостем, Филипп Боносский сказал: «Мы, трудовые люди Америки, хотим жить и будем бороться за свое право на жизнь...», «Я верю в свой рабочий класс и буду верить в него...»

В полемически-публицистических статьях на литературные темы, например в статье «Тридцатые годы в американской культуре» (май 1959), Филипп Боносский отстаивает от нападок буржуазной критики боевые традиции 30-х годов, давшие такие значительные произведения литературы критического реализма, как «Иметь и не иметь» Эрнеста Хемингуэя и «Гроздья гнева» Джона Стейнбека. Не в отходе от острых социальных тем, а в их художественной разработке писатель видит залог появления значительных произведений.

В статье о миссии писателя, опубликованной в журнале «Мэссис энд Мэйнстрим» (февраль 1957), Боносский приводит веские аргументы в защиту тех писателей, которые не отступают от своих идейных убеждений. Задачу писателя он видит в том, чтобы как можно глубже проникать в сущность изображаемых явлений. Коммунисты, как справедливо подчеркивает Боносский, вписали славную и неповторимую страницу в историю Америки. Каким бы преследованиям они ни подвергались, они не откажутся от своих убеждений.

По признанию писателя, эта борьба есть и останется той темой, которую не может отвергнуть либо недооценить писатель, если он хочет сохранить себя как художник.

Развитию этой темы и посвящен роман «Долина в огне», как и связанный с ним общностью идей «Волшебный папоротник».

Мотивы и образы первого романа Боносского находят в «Волшебном папоротнике» дальнейшее развитие. Здесь значительно расширились границы повествования и еще резче выступили социальные контрасты Америки наших дней. Писатель ярко рисует картины рабочего быта, сцены ожесточенной борьбы внутри профсоюза, закулисные маневры хозяев, направленные на раскол бастующих рабочих. Появляется в романе и характерная для современной Америки фигура агента ФБР — зловещая фигура шпиона и доносчика. Все это верно воссоздает общую атмосферу в стране.

Писатель смело подходит к развитию и художественному воплощению большой эпической темы нашего времени — темы борьбы человека за торжество истинно человеческого, справедливого и прекрасного.

Социальные романы Филиппа Боносского «Долина в огне» и «Волшебный папоротник» правдиво освещают картины жизни и борьбы американского рабочего класса. В них читатель найдет изображение того, о чем мечтают и за что борются передовые люди Америки,

П. Балашов

— Я буду святым, — сказал Бенедикт. — Я проживу всю жизнь в смирении и бедности.

В кармане он носил четки; на груди у него, подле самого сердца, висел легкий, как листочек, образок с изображением св. Бенедикта, стертый и поблекший.

Бенедикт не впервые давал такой обет. Ему казалось, он всегда верил в то, что станет святым; видно, эта вера жила в нем с самого рождения, ибо он никогда не знал ни сомнений, ни внутренней борьбы. И вот наконец пришло время, когда он сумел выразить ее словами.

Целых два года он думал, что стать святым очень легко. Однако это стало труднее теперь, когда ему почти пятнадцать лет. Тем не менее его намерение только окрепло. «Я буду святым!» — твердил он.

Бенедикт стоял на вершине холма, который назывался Медовым, пока жители города не прозвали его Литвацкой горой, а те, кто жил у его подножья в долине, — Голодной горой, стоял и глядел вниз на рабочий поселок, на Литвацкую Яму, где он жил... Он часто смотрел отсюда на долину, когда возвращался домой из школы или после короткой, но полной опасностей вылазки в город: поселок, лежавший перед ним, казался ему уютным, надежным прибежищем, и, охватывая его взглядом, он словно брал его под свое покровительство и был его заступником перед богом. Вот где находилась его будущая епархия, мечту о которой он лелеял в тайниках своей души.

В отличие от города, который широко раскинулся во все стороны, кончаясь улочками, где ютились домики шахтеров и металлургов, поселок в долине был зажат между Медовым холмом и навалами шлака вдоль железнодорожных путей, милях в трех от холма. На западе поселок упирался в свалку, посреди которой стояла большая, с высокой кирпичной трубой, печь для сжигания мусора и отбросов. На востоке Литвацкую Яму замыкали железнодорожный мост и завод.

У подножья холма причудливо извивались четыре главные улицы: Горная авеню, авеню Вашингтона, улица Вандербильта и Кукушкин переулок. Пересекая их, ко Рву спускались Тенистая улица, авеню Карнеги, авеню Меллона и два переулка: Нижний и Цветочный.