Катарина Причард - Золотые мили

Ну и, надо сказать, неплохо он справился со своей обязанностью: выдал Морин за Мика О'Мэлли по всем правилам — даже по-латыни несколько слов загнул и наказал ей быть Мику хорошей женой, пока смерть не разлучит их.

«Ты, конечно, совершила смертный грех, переспав с Миком О'Мэлли до свадьбы, Морин, — сказал Клем. — Но я не виню тебя, да и его тоже: человеческая плоть слаба, да к тому же у него недурная пивнушка. Только вот что я тебе скажу, Мик, — смотри, береги ее и на предстоящих выборах голосуй за Клема Хайда, а не то я предам тебя проклятию и ты плохо кончишь. Скажи, Мик: «Да поможет мне бог».

«Да поможет мне бог», — говорит Мик.

«Скажи, Морин: «Да поможет мне бог», — говорот Клем.

«Да поможет мне бог», — всхлипывает Морин.

«Где кольцо?» — говорит Клем.

«Господи боже, да откуда же я, по-вашему, могу взять здесь кольцо?» — говорит Мик.

«Но ведь без кольца же нельзя венчать», — говорит Клем.

«Подождите, — говорит Мик, — я сейчас сделаю кольцо из медной проволоки, что у меня на уздечке».

«Не хочу я венчаться кольцом из медной проволоки, — кричит Морин. — Я хочу настоящее обручальное кольцо».

«А ну замолчи, — говорит ее мать. — Я дам тебе свое обручальное кольцо. Зачем оно мне теперь, раз мой бедный Сэм лежит холодный, как камень, в соседней комнате».

И вот, значит, Клем надевает кольцо на палец Морин и говорит:

«Итак, вот она, твоя судьба, Морин! Отныне ты — миссис О'Мэлли».

Мик поцеловал ее, и все мы направились в кабачок пропустить по маленькой, прежде чем сесть за стол и приняться за кушанья, приготовленные женой Сэма.

Тут вдруг забегает в кабачок парень с Шестой Мили, Сид Кокс, и спрашивает:

«Эй, что это у вас здесь происходит?»

Мы ему рассказали, а он только и вымолвил: «Морин!» — точно его подстрелили. Но мы живо накачали его пивом Сэма, и скоро он стал такой же веселенький, как и все мы.

На аккордеоне играть умел только Мик, и после того, как мы порядком наелись, всем захотелось петь и плясать, а женщин-то было всего две — Морин и жена Сэма, так что им приходилось плясать со всеми по очереди. Но я заметил, что Сид Кокс что-то очень часто пляшет с Морин — больше, чем положено — и тискает ее вовсю. Они даже поругались с Миком, когда тот увидел, что Сид целует Морин. Ну, мы снова потащили их в кабачок, выпили все еще по одной и опять принялись петь и плясать. Правда, жена Сэма нет-нет да и крикнет:

«Хороши друзья, нечего сказать, никакого уважения к покойнику».

А мы в ответ нальем себе по рюмочке и орем:

«За Сэма Мак-Гилликадди! Упокой, господи, его душу!»

Тут Клем Хайд встал и сказал речь:

«Друзья сограждане и коллеги золотоискатели! Политика — дело грязное, и я ни за что не стал бы марать об нее руки, но вам нужен честный человек, который представлял бы вас в парламенте. Вот, значит, я и говорю вам…»

«Голосуйте за Клема Хайда!» — хором выкрикнули мы.

«Правильно, ребята, голосуйте за Клема Хайда!»

А потом мы все опять пили, пели и плясали, пока не свалились замертво.

Когда мы проснулись на другой день этак около полудня, многие из нас даже не помнили, были мы накануне на поминках, на свадьбе или на митинге. В задней комнате по-прежнему лежал бедняга Сэм, холодный, как камень. А на веранде храпел член парламента от нашего округа. Ну а Морин — сбежала с парнем с Шестой Мили. В записке, которую она оставила матери, было написано, что мы обвенчали ее не с тем, с кем надо, а Сид сказал ей, что это не беда, потому что свадьба была не настоящая. Они взяли повозку мистера Хайда и отправились в Калгурли за настоящим священником, чтобы тот поженил их. Мик, конечно, не собирался настаивать, что это его ребенок, так что Сид через некоторое время смог вернуться и стал помогать ему в кабачке.

— Какое счастье, что сегодня не произошло подобной ошибки, — рассмеялась Салли.

— Да уж на этот счет можно не сомневаться, — подтвердил Динни, радуясь в душе, что сумел хоть немного развеселить ее.

В эту минуту появилась Эми в нарядном сером дорожном костюме. А вскоре вышел и Дик в светлой паре, которую он специально для этого случая купил, и встал рядом с Эми. Их забросали рисом и конфетти, а вслед за ними все двинулись на улицу, к коляске, которая должна была отвезти новобрачных в Кулгарди, где они намеревались остановиться на пути к побережью. Коляска тронулась под крики: «Желаем счастья!», «Всего наилучшего!» и нестройное пение: «Все они — славные ребята!» С задка коляски свисало несколько старых туфель и башмаков; при виде их провожающие дружно рассмеялись, словно им доставляло удовольствие потешаться над идиллией брака и любви.

Лал писал, что его полк будет проходить через Перт 18 декабря. Сначала будет парад, а на следующий день — военные спортивные состязания на стадионе; говорят, что их скоро отправят за океан.

— Мама, мне надо непременно повидать Моппинга, — воскликнул Дэн. — Лал пишет, что Моппинг в наилучшей форме и прыгает так, что залюбуешься. Он весь такой начищенный и холеный, что я его и не узнаю.

Салли очень хотелось взять с собой Дэна, но ее пугали расходы.

— Парню до смерти хочется повидать Лала и Моппинга, — сказал Динни. — Так и быть, доставлю ему это удовольствие.

Вот он всегда такой, наш Динни, — из любой беды готов выручить, говорила в таких случаях Салли. Разве могла она отказать Динни в удовольствии дать мальчику возможность повидаться с братом и взглянуть на коня! Динни не хуже ее знал, чего стоило Дэну расстаться с Моппингом.

Казалось, что война с ее ужасами приблизилась — теперь, когда Лалу предстояло идти в бой.

Сначала миссис Моллой обещала Салли присмотреть за домом и постояльцами на время ее отсутствия. Но Перт Моллой ведь тоже был в легкой кавалерии, и когда Тереза узнала о предстоящем параде и предполагаемой после этого отправке войск за океан, — она тоже решила поехать повидаться с сыном.

— Ничего не поделаешь, — сказала Салли своим жильцам, — придется вам самим о себе позаботиться эти несколько дней.

— Не беспокойтесь, хозяйка, — заявили они, — все будет в порядке. Уж как-нибудь справимся.

Динни предложил, что они с Крисом приедут из Кэмбэлли и заделаются поварами, как в золотоискательском лагере. Но Мари даже договорить ему не дала.

— Ну нет, chérie, — решительно заявила она, — за это возьмусь я. И давай больше не говорить об этом. Могу же я хоть что-то сделать для тебя и для Лала!

— О Мари! — только и могла вымолвить Салли, да Мари и не дала бы ей ничего сказать. Тем не менее Салли была бесконечно ей благодарна: как ни надеялась она на своих жильцов, а все-таки побаивалась их потерять, если ее отсутствие затянется надолго, — всякое ведь может быть.