Олег Михайлов - Кутузов

Лишь только кушанье было водружено посреди стола, как вдруг вся масса дымящегося риса всколыхнулась и оттуда с громким криком вывалилось на скатерть что-то живое. Кутузов только усилием воли остался на месте, в то время как его перепуганные соседи вскочили со скамеек. Валиде со смехом успокаивала гостей, говоря, что готовила специально для русского посла эту приятную неожиданность.

На столе лежал и едва дышал крошечный карлик, весь мокрый, обожженный паром: глазки склеились, а мордочка была ярко-красной, как у сваренного омара. Турки оценили остроумие шутки. Михаил Илларионович учтиво сидел, ничего не выражая на лице. Жестокость почтенной валиде вызвала у него брезгливое чувство, но положение обязывало снова острить, улыбаться, говорить комплименты...

С валиде они расстались совершенными друзьями. В покоях старой султанши Кутузов познакомился с ее зятем – капудан-пашой, или начальником морских сил Турции, Кючук-Хуссейном. Это был молодой красавец, щеголь и мот, женатый на сестре Селима. Завоевав его симпатии, Михаил Илларионович приобрел очень влиятельного союзника. Впрочем, как давно приметил Кутузов, положение и вес при дворе не всегда имели решающее значение для пользы дела.

В свите Кючук-Хуссейна находился скромный капитан Ахмед-ага. Он-то и оказался для русского посла самым ценным приобретением.

Ахмед был лаз (одна из кавказских народностей) и, прежде чем стать под зеленое знамя Порты, долгое время промышлял пиратством, грабя всех, в том числе и правоверных турок. Поступив матросом в султанский флот, Решид Ахмед благодаря отчаянной храбрости и смекалке скоро выдвинулся и был произведен в офицеры. В 1788 году, в Галаце, он попал в плен к русским, однако Потемкин отличил его среди прочих и возвратил ему свободу. С той поры он с величайшей благодарностью вспоминал о светлейшем князе. Ахмед-ага симпатизировал русским и ненавидел французов.

– Что бы сделали со мной турки, если бы я воевал против них и, раненный, попал к ним в плен? – рассуждал он. – Отрезали бы мне голову? Продали бы в рабство? Бросили бы подыхать, как собаку? А Потемкин приказал вылечить меня и вернул мне саблю...

Михаил Илларионович в сопровождении Ахмед-аги гулял по Константинополю, все более убеждаясь, что новый знакомый для него сущий клад. Ахмеду было чуть более тридцати – крепкий, среднего роста, смуглолицый, со знаками ветряной оспы на лице, и волосатый до кончиков пальцев. «Рожа у него, что и говорить, самая разбойничья, – думал Кутузов. – Зато глаза живые, умные. Да и все, что говорит этот лаз, имеет довольно смысла. Откуда это у него, простого матроса?»

– Если бы я не поклялся верно служить султану, я бы считал за величайшее счастье драться в ваших рядах, – продолжал Решид Ахмед. – Вы полагаете, я шучу? Нет, серьезно! Я люблю войну и провел на войне почти всю свою жизнь. Вот, посмотрите на мою голову, – добавил он, снимая тюрбан. – Я получил пятьдесят сабельных ударов, сражаясь за моего повелителя против разбойников...

Голова бывшего пирата была иссечена страшными шрамами.

– Ну что ж, здесь мы могли бы посоревноваться, – с улыбкой отвечал Михаил Илларионович. – Я не люблю вспоминать о своих ранах, но теперь, пожалуй, исключительный случай...

– Я знаю, вы получили эти раны в битвах с моими соотечественниками, – с жаром подхватил Ахмед-ага. – Я сожалею об этом. Но теперь у нас с вами есть общий враг. Это Франция. И здесь я готов помочь вам...

Через Решида Ахмеда Михаил Илларионович раздобыл списки французских агентов в Молдавии и Валахии, работавших и на турок. В Бухаресте их возглавлял боярин Константин Филипеско.

М. И. Кутузов – Е. И. Кутузовой.

«Хлопот здесь премножество; нету в свете министерского поста такого хлопотливого, как здесь, особливо в нынешних обстоятельствах, только все не так мудрено, как я думал; и так нахожу я, что человек только того не сделает, чего его не заставят. Дипломатическая карьера сколь ни плутовата, но, ей-богу, не так мудрена, как военная, ежели ее делать как надобно».

Да, пришла пора, когда Михаил Илларионович начал пожинать плоды своей миссии.

Прежде всего он добился того, что Порта отказалась от намерений изменить таможенные тарифы. В его резиденции собрались на совещание австрийский, прусский и неаполитанский послы. За обедом, конечно, не было откровенных объяснений, все разговоры велись иносказательно. Но потом Кутузов уводил к себе в кабинет то одного, то другого дипломата, объясняя им, что пересмотр тарифа на торговлю с Россией может легко привести и к пересмотру тарифа на торговлю с другими европейскими державами. Лиха беда начало! Он склонил поодиночке послов к тому, чтобы они обещали ему от имени своих правительств заявить о несогласии с пересмотром тарифа. Вечер закончился вполне дружеской партией в вист, которая затянулась за полночь. Михаил Илларионович мог торжествовать победу не только над турецкой, но и над английской дипломатией в Константинополе. Ведь это Энсли надоумил турок изменить тариф и всячески препятствовать русским купцам, лишив их привилегий...

Затем надо было решительно помешать франко-турецкому сближению. Дело зашло далеко. В руках у Кутузова оказался проект тайного договора между Парижем и Константинополем, направленного своим острием против России. Правительство Порты уже настолько поддалось влиянию республиканцев, что Михаил Илларионович в кругу своих называл Турцию «флюгером Франции».

Как и в случае с тарифами, послу оказал поддержку капудан-паша Кючук-Хуссейн, который трезво смотрел на вещи, понимая, что война с Россией окажется для Порты гибельной. Оказав давление на султанское правительство, Кутузов добился твердых гарантий о высылке из Константинополя всех французов, признавших республиканское правление на их родине. Под воздействием неопровержимых улик диван дал приказ коменданту Смирны прекратить поддержку республиканских судов, пиратствовавших в архипелаге. В итоге влияние Франции было в значительной степени подорвано.

Приходилось работать от зари до зари. Встречи с иностранными дипломатами, в том числе и с недругом России англичанином Энсли. Множество бумаг, писем, донесений – государыне, вице-канцлеру Остерману, главнокомандующему на юге России Суворову, фельдмаршалу Румянцеву, адмиралу Мордвинову, послам – в Польше Сиверсу и в Лондоне Воронцову. Разбор жалоб, челобитных, прошений, домогательств. И почти все своеручно: ближайшие помощники – Хвостов, Пизани и Бароцци запутались в интригах, подсиживая и наушничая друг на друга.

Однако и в этих трудах Михаил Илларионович, не изменяя своему привычному образу жизни, находил время для прогулок и увеселений.