Петр Краснов - Цареубийцы (1-е марта 1881 года)
- Название:Цареубийцы (1-е марта 1881 года)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Петр Краснов - Цареубийцы (1-е марта 1881 года) краткое содержание
Петр Николаевич Краснов (1869–1943) известен современному читателю прежде всего как один из лидеров Белого движения времен гражданской войны в России. Его перу принадлежат десятки книг, несколько исторических романов, среди которых «Цареубийцы» — один из наиболее удачных. Рассказывая о попытках народовольцев устранить императора Александра II, П.Н.Краснов удачно изображает тип революционера воплощяющего во жизнь то, что некогда проповедовали герои романа «Бесы» Достоевского. Впервые роман был опубликован в Париже в 1938 году.
Цареубийцы (1-е марта 1881 года) - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
— Равнение на право, галопом…
Все лошади шли с правой ноги, ни одна не врала. Красивые были тогдашние натянутые посадки, стремя, играющее на носке, несколько отваленные назад корпуса.
— Равнение налево…
Переменили ногу, кое у кого зашалила, упрямясь, лошадь, и опять идут мимо Государя. Отдается глухим эхом мерный топот лошадей по твердому грунту манежа. Лошади храпят и фыркают, разгорячаясь; реют в воздухе султаны, конские гривы колеблются, вытянуты хвосты, сильнее пахнет в манеже лошадью, свежей кожей новых седел…
Вестовые принесли жердь, обтянутую соломенным жгутом, и положили ее на согнутые в колене ноги. Пошли на препятствие. Отваливали корпуса назад, как то требовалось, попускали мундштук. Никто не закинулся, никто не обнес барьера, один за другим проскакали мимо Государя всадники.
Государь подъехал к Великому Князю Дмитрию Константиновичу, — ведь он для него сегодня и приехал.
— Спасибо тебе, — сказал он. — Молодцом ездил и отлично вел лошадь.
Государь объехал фронт офицеров и у колонн слез с коня.
«Ну вот, слава Тебе, Господи, все отлично прошло, — подумал он с облегчением и почувствовал как прежняя лихорадка холодком возвращается к нему. Он поблагодарил Великого князя Николая Николаевича Старшего за развод, накинул шинель и вышел на крыльцо.
Все тот же был серый, неопределенный, безрадостный день, не холодный и не теплый. Грязный снег на площади, толпы народа, сдерживаемые городовыми и конными жандармами в касках, недружное «ура».
— Фрол! В Михайловский дворец, к Великой Княгине… В карете Государь почувствовал усталость от развода, и снова стало знобить от сырости манежа. Начал думать о горячем чае у Великой Княгини Екатерины Михайловны, о разговорах, конечно, о том, как ездил Дмитрий, о новых назначениях…
Государь рассеянно смотрел в окно на лица встречных и замечал про себя:
«Какая отвратительная рожа!.. А у этого такое славное русское лицо… Этот, верно, профессор, а тот музыкант. Милая барышня… Озябла совсем. Жалко, что стриженая… Стоит на углу Садовой… Махнула зачем-то платком… Что она?»
Привычно приложился двумя пальцами к краю каски.
Колеса зашуршали по белому снегу просторного двора, и карета въехала в высокий подъезд Михайловского дворца.
Мерным должен был бросить снаряд Кибальчича Тимофей Михайлов. Он стоял на углу Инженерной улицы и Екатерининского канала.
Это был молодой парень, рабочий-котельщик, громадный, несуразный, громоздкий и с таким же, как его тело, тяжелодумным умом. Он поверил Желябову, как солдат верит своему полководцу. Михайлов плакал от жалости. Когда читал воззвание «от рабочих членов партии народной воли», где было строки: «Товарищи рабочие! Каково наше положение, об этом говорить много не приходится. Работаешь с утра до ночи, обливаясь кровавым потом, жрешь хлеб да воду, а придет получка, хоть бы что осталось в руках. Так было прежде, но теперь положение наше становится с каждым днем все хуже, все ужаснее. Почти на всех заводах и фабриках идет рассчитывание рабочих. Голодные, оборванные, целыми толпами ходят они от завода к заводу прося работы». Он не видел, что все написанное было ложью. Он не хотел посмотреть на самого себя: здоровый, крепкий как бык, он знал, что всегда получит работу. Он знал, что рабочие пропивают свои заработки и оттого бедны, но он поверил воззванию, поверил Желябову. Таким хорошим «господином» казался ему Желябов.
— Меня на самое опасное место… Угожу-с, — говорил он, преданными, ласковыми глазами глядя на Желябова. — Андрей Иванович, понимаю-с!.. Они окруженные, с таким великолепным казацким конвоем, а вы с голыми руками…
В Желябове он видел ту правду Божию, которую искал, и так понравился он Желябову, что первое место было дано Желябову, а второе ему, и когда Желябова арестовали, Михайлов стал на его место.
Он стоял, прислонившись к чугунной решетке канала, и уже издали молодыми, зоркими глазами увидел, как из-за здания Михайловского театра показалась карета, окруженная казаками в алых черкесках, и за ней сани.
По каналу проходили люди. Только что прошел взвод юнкеров, прошли матросы 8-го Флотского экипажа, мальчик нес на голове корзину с хлебом. На углу стояли городовые.
«Они оруженные — я безоружный, — вспомнил свои слова Михайлов. — Какая же это правда, когда они не знают, какая у меня, какой страшной силы бомба? Они на лошадях. Царь в карете, что они со мной могут сделать, когда они и не подозревают, кто я есмь и для чего здесь стою… Ведь ахну — ни синь пороху от них не останется. Да и мальчика, пожалуй, прихватит».
И в короткий этот миг все показалось ему совсем иным, чем было тогда, когда он клялся в верности революции…
Кучер на крутом повороте задержал лошадей — было скользко на снеговом раскате. Наступил миг, когда нужно было бросать бомбу.
Михайлов плюнул и быстрыми шагами пошел вдоль канала к Михайловскому саду.
— Везде один обман… — думал он.
Вторым метальщиком стоял тихвицкий мещанин Рысаков. 19-летний молодой человек с грубым лицом, толстоносый, толстогубый, с детскими доверчивыми глазами. Он так уверовал в Желябова, что смотрел на него как на Бога. Он был совершенно убежден, что вот бросит он бомбу, взорвет, убьет Царя, и сейчас же, сразу, настанет таинственная, заманчивая революция — и он станет богат и славен. Тогда — «получу пятьсот рублей и открою мелочную лавку в Тихвине…»
У Рысакова не было никаких колебаний, никаких сомнений.
«Желябов сказал — год исключительный. Голод, язва на скоте. Будет народное восстание, и, значит, мы станем героями, первыми в восстании. Желябов говорил: студенты, интеллигенция, рабочие, — все пойдут на баррикады и нас выручат…»
В этой вере, что «выручат», что он делает геройское и вместе с тем ничем особенным ему самому не угрожающее дело, Рысаков ловко нацелился и бросил снаряд под колеса кареты.
Раздался страшный грохот. Столб темного дыма, снега и земли высоко поднялся в воздухе, из дома по ту сторону канала посыпались стекла, что-то ахнуло в сердце Рысакова. Он бросился бежать, но за ним погнались, какой-то человек в «вольной» одежде схватил его. Сейчас же подбежал городовой с обнаженной шашкой, и Рысакова приперли к краю набережной.
Из облака снега и дыма показался Государь в шинели и каске. Он рукой смахнул снег с полы шинели.
Кучер Фрол Сергеев с трудом остановил испуганных лошадей. Конвойный офицер, ротмистр Кулебякин, с окровавленным лицом, без папахи, соскочил с лошади и побежал к Государю.
— Ваше Императорское Величество, — сказал он почтительно, беря Государя под руку, — вы ранены?
— Я ничего, — сказал Государь, — а посмотг’и, что они наделали!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: