Петр Краснов - Цареубийцы (1-е марта 1881 года)

— Здог’ово, казаки!

— Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!..

Из-за шеренг внутренних дворцовых караулов стали видны восторженные, чистые, молодые, безусые, розовые лица пажей и юнкеров.

— Здг’аствуйте, господа!..

И еще не замерло эхо после их рьяного, молодого, звонкого ответа, как музыканты заиграли «Боже, Царя храни», и грянуло «ура!»

Государь ехал вдоль фронта, мимо отвесно поднятых ружей, с новыми блестящими погонными ремнями, с чернеными, четырехгранными штыками «берданок». Он смотрел своими очаровательными глазами прямо в глаза каждому и в передней и в задней шеренгах, глазами приветствовал стариков-шевронистов фельдфебелей, с особой лаской поздоровался с Финляндцами и под громовые крики «ура», отраженные и усиленные эхом, под звуки гимна доехал до фланга караулов. Потом повернул лошадь и легким галопом проскакал на середину манежа, где, вытянувшись и опустив саблю, в напряженнейшей позе стоял дежурный по караулам. Государь остановил лошадь против него и сказал:

— Командуй!..

Бравый полковник-сапер в седеющих нафабренных бакенбардах отчетливо повернулся кругом и на весь манеж стал командовать:

— Р-разво-од! На пле-е-чо!.. К но-о-ге!.. Бей сбор!.. Барабанщики глухо ударили в барабаны. Кто-то в офицерской группе негромко сказал:

— Смотрите… Сейчас платок…

И точно, как всегда во время боя барабанов Государь делал, — он вынул платок и вытер усы и бакенбарды, еще сырые от зимнего инея, насевшего во время дороги к манежу.

Из-за правых флангов частей показались адъютанты, фельдфебели и вахмистры Шефских частей. Стали слышны в наступившей после грохота барабанов тишине короткие рапорты.

— Ваше Императорское Величество, в роте Имени Вашего Императорского Величества Пажеского Корпуса все обстоит благополучно…

— Ваше Императорское Величество, в роте Имени Вашего Императорского Величества 1-го Военного павловского училища…

— Ваше Императорское Величество, в роте… Лейб-Гвардпи Преображенского полка…

Адъютанты подавали дневные записки о состоянии частей. Сбоку стояли, проходя по очереди, командиры шефских полков. Государь всех их знал, каждого помнил. Одних отпускал молча, другим задавал вопросы, вспоминал, когда виделись в последний раз, вспоминал про боевые приключения.

Все шло. как всегда, как двадцать пять лет его благополучного царствования.

Рапорт кончен, и, захлебываясь и щеголяя громовым своим голосом, на весь манеж вопит плац-адъютант:

— По кар-раул-лам стр-р-ройся!..

Розданы пароли… Скомандовали «на плечо» и «на караул», и караульные начальники, офицеры, держа подвысь и салютуя, унтер-офицеры, держа ружья у ноги, являются Государю и снова раздаются в манеже из воскресенья в воскресенье повторяющиеся слова:

— В Главный караул Зимнего Вашего Императорского Величества Дворца наряжен…

— В караул на Охтинские Пороховые заводы наряжен…

— В Галерную Гавань…

— Рундом наряжен…

— Дежурным по караулам наряжен…

Шеренга караульных начальников все растет и растет против Государя. Последний бравый ефрейтор сдал рапорт и стал на левом фланге. Явились Рунд и дежурный по караулам.

— Караульные Начальники на свои места!.. Шаг-гом!.. Марш!..

Правая половина караульных начальников повернулась направо, левая налево, взяли сабли подвысь и мерно, тщательно отбивая шаг, пошли по караулам.

Да, все было как всегда, как то написано в Уставе, и этот однообразный обряд прогоняет мысли и делает голову бездумной. Глаз разуется математической точности приемов, поворотов, красивой маршировке.

— Взводами, левые плечи вперед, и колонну стройся!.. Шаг-гом!.. Марш!..

Прямая линеечка караулов повернулась и обратилась в длинный людской прямоугольник. Развод! Стой!..

— На пле-е-чо!.. Развод вперед!.. Равнение направо… Шагом!.. Марш!..

Ударили барабанщики, и сейчас же к ним влились певучими звуками старинного Преображенского марта музыканты. Взвод за взводом, караул за караулом идут мимо Государя.

Государь привычно благодарит солдат и слышит их громкие, напряженно-радостные ответы.

Дальние ворота на Инженерную улицу распахнуты настежь. Оттуда валит седой пар, тянет по ногам сыростью и холодом. Там в воротах толчея; торопливо надевают шинели, и караул за караулом с барабанным боем расходятся по всему городу.

За последним караулом идут музыканты.

Музыка смолкла… Еще несколько мгновений по манежу гудело эхо. Ворота закрыли, наступила тишина…

Государь проехал на середину манежа и сказал графу Мусину-Пушкину:

— Ординарцам являться шагом.

— Палаши, сабли, шашки — вон! — скомандовал Мусин Пушкин. — Ординарцы, равнение направо, шагом — ма-а-арш!..

И опять все идет, как всегда; меняются лица, но прием все тот же. Так же, как и раньше, храпят и прыгают офицерские кони, и прямой стеной надвигаются шеренги унтер-офицеров и карабинеров. Сабли подняты подвысь. Государь объезжает шеренгу.

— Ваше Императорское Величество, на ординарцы наряжен.

— Вашему Императорскому Величеству от Кавалергардского полка на ординарцы прислан унтер-офицер Зинченко…

— К Вашему Императорскому Величеству для посылок прислан карабинер Габельченко.

— Ваше Императорское Величество, от Лейб-Гвардии Конного полка на ординарцы наряжен корнет Великий Князь Дмитрии Константинович.

— А, здг’авствуй!.. Отличная, бг’ат, у тебя лошадь. Какого она завода?

— Завода князя Барятинского, Ваше Императорское Величество.

Юное лицо Великого Князя вспыхивает от восторженного волнения. Это волнение передается лошади, и она, сдерживаемая мундштуком. танцует на месте.

— Где достал ее?

— Приобрел у ротмистра Лейб-Гвардии Конно-Гренадерского полка Карандеева 1-го.

— Как зовут жег’ебца?

— Агат, Ваше Императорское Величество.

— Отличный, отличный… Какая сухая голова, шея… И ноги пг’екг’асные. Поздг’авляю с хог’ошей покупкой.

И, чувствуя, что счастье Великого Князя от ласки доходит до предела, Государь трогает лошадь и, подъехав к унтер-офицеру Конного полка, слушает его рапорт.

Тем временем положили по середине манежа три листа бумаги, и, как только окончили свою явку ординарцы, понеслись в лихой джигитовке казаки Собственного Государева Конвоя, Казачьего и Атаманского дивизионов и Уральского эскадрона. Они на карьере стреляли из пистолетов в бумагу и разбивали ее в клочья, потом соскакивали и вскакивали на лошадей.

Как только кончилась джигитовка, началась ординарцевая езда.

Мерной рысью проходили мимо Государя ординарцы, и Государь любовался лошадьми, людьми, красивыми мундирами, посадкой.

Белые колеты кавалергардов и Конной Гвардии сменялись темными мундирами Конной артиллерии, алыми, голубыми и малиновыми казаков.