Катарина Причард - Крылатые семена

— И вы считаете, что ваше так называемое обобществление собственности явится панацеей от всех зол, так, что ли, молодой человек? — спросил Фриско, любивший поиронизировать. — И этим собираетесь положить конец эксплуатации, нищете, войнам?

— Вы почти угадали, — усмехнулся Билл.

— Я не одобряю социализма, — авторитетно заявил Тэсси.

— Он противен человеческой природе, — провозгласил Тупая Кирка таким тоном, словно этим все сказано.

— Все вы просто закоснели, покрылись плесенью, — с жаром сказал Билл. — Возможно, в свое время вы кое-что и сделали в борьбе за демократические права. Но что вы делаете сейчас? Многие из вас предпочитают почивать на лаврах, либо превратились в отъявленных реакционеров. А ведь никогда еще люди с головой, способные сплотиться и противостоять угрожающей нам опасности, не были так нужны, как сейчас.

— Я понимаю, к чему ты клонишь, — поспешил к нему на помощь Динни, — Даже если кое-кто из нас и смотрит на вещи не совсем так, как вы с Томом, то сейчас, после того, что произошло в Италии и Германии, каждый должен приложить все силы, чтобы фашизм не поднял голову и в Австралии.

— Совершенно верно, — решительно подтвердил молодой Гауг. — Фашизм громит профсоюзы и лишает рабочих их законных прав. Взгляните на Испанию! Фашисты не допустили, чтобы законно избранное правительство управляло страной в интересах народа, — они предпочли ввергнуть страну в пучину гражданской войны.

— Старики еще покажут себя. Билли, — как всегда рассудительно и не торопясь проговорил Сэм Маллет. — Скажи только, что нам делать?

— Вот приходите завтра вечером на митинг, который созывает Лига борьбы за мир и демократию, — улыбаясь, сказал Билл. — Там узнаете. Ну, мне пора: хочу заглянуть к О'Брайену и проводить Дафну домой.

Он вскочил и быстрым шагом направился к калитке, бросив на ходу общее: «До скорой встречи, друзья!». Сидевшие на веранде услышали его посвистывание, когда он проезжал мимо на велосипеде, — все тот же веселый простенький мотив, который он насвистывал, еще когда был мальчишкой.

Динни, Сэм Маллет, Тэсси и Тупая Кирка не замедлили отпустить ему вслед несколько шуточек и острот. Им было немного обидно и неловко выслушивать его упреки, к тому же сделанные с такой запальчивостью, но вместе с тем был понятен его юношеский пыл и задор. Еще добрый час беседовали они, стремясь успокоить растревоженную совесть, вспоминали события и случаи, подтверждавшие, как рьяно боролись они в молодости за право на разработку россыпей, с каким жаром отстаивали свои профсоюзы и требовали избрания в парламент рабочих представителей.

Только Салли была огорчена поведением Билла. Она считала, что он слишком самоуверенно и заносчиво держался со старшими.

— Это мы-то закоснели, мы покрылись плесенью? — проворчала она, обращаясь к Мари. — Интересно, что бы сказал Билл, если бы ему пришлось вынести такую борьбу, какая выпала в свое время на нашу долю? Что ж тут удивительного, если кое-кому из нас и хочется теперь посидеть спокойно и ни во что не вмешиваться?

— Но мы не можем себе этого позволить, chèrie, [1] дорогая (фр.). — решительно заявила Мари; она сидела, сложив на коленях белые, изуродованные артритом, не сгибающиеся в суставах руки. — Во всяком случае, сейчас, когда фашизм причинил столько страданий народу в других странах, просто нельзя оставаться безучастной.

— Нас это не может коснуться. — Самая мысль о такой возможности приводила Салли в негодование.

— Фашисты непременно начнут войну, чтобы добиться своего, — мягко настаивала Мари.

— Нет, нет! — простонала Салли. — Вторая война за нашу короткую жизнь! Да это немыслимо, Марк. Неужели миру снова придется пройти через весь этот ужас и горе?

Мари выглядела такой худенькой и хрупкой в своем черном платье; она разволновалась и с трудом могла говорить.

— Да, снова и снова, — выкрикнула она, — если мы… если люди на всей земле не объединятся и не организуются, чтобы положить конец войне. Но если мы закоснеем и обрастем плесенью, если мы не научимся думать и понимать, что происходит вокруг, если мы так и будем сидеть сложа руки, — мы ничего другого не дождемся.

В тот вечер, когда в боулдерской ратуше должен был состояться митинг, на дворе стояла ненастная, дождливая погода. В семействе Тома Гауга только что отпили чай. Том сидел на кухне в кресле у огня, а Билл, расположившись тут же за столом, наспех просматривал свои записи для предстоящего выступления.

Напевая что-то вполголоса, в кухню впорхнула Дафна: ей нужно было выгладить платье, которое она собиралась надеть вечером на танцы. Бросив одеяло для глаженья на край стола, она включила электрический утюг.

— Прости, пожалуйста, Билл, — весело бросила Дафна, — я сейчас!

И снова запела:

— Пора бы и пробудиться от грез, а, Дафна? — Лукавая усмешка пробежала по губам Билла.

Не обращая на него внимания и не прерывая песни, Дафна расправила складки своего воздушного розового платья и провела по ним утюгом.

Красивая девушка, эта Дафна. Такая же красивая, как ветка цветущего миндаля, которую она поставила в кувшин на маленьком столике, намереваясь вечером приколоть к волосам. И разве она не так же, как эти невинные цветы, пылко и неудержимо тянется к свету хрупкого счастья и обманчивых надежд, которые таит в себе неприглядная жизнь этого приискового городка. Она отлично знает, что бури и непогоды могут развеять в прах лепестки ее иллюзии, но это не мешает ей радоваться жизни. А какая она стойкая и выносливая, точно цветущий миндаль! И хотя в чертах ее лица еще заметна девическая мягкость и незрелость, но профиль у нее четкий и смелый.

Из распахнутой двери потянуло холодом. Том, сидевший в кресле, у огня, закашлялся. Билл встал, чтобы закрыть дверь, но на пороге столкнулся с Эйли в пальто и шляпе; на приятном, добром лице его названной матери читалась тревога, которая редко покидала ее в эти ДНИ.

— Ох, Дафна, — с упреком сказала она, — мне кажется, один вечер ты могла бы обойтись без танцев.

— Но я ненавижу митинги, мама! — Дафна с улыбкой покосилась на Билла. — Ты ведь не обидишься, Билл, если я не пойду, правда? Сегодня в «Палас-отеле» танцы на приз, и Уолли считает, что мы наверняка его получим.

— Нам с папой не нравится, что ты проводишь вечера с Уолли О'Брайеном, и ты знаешь это, — упрекнула ее Эйли.

— Не будем начинать все сначала, мама! — У Дафны было так радостно на душе, что никакие упреки матери не могли испортить ей настроение. — Уолли говорит, что я танцую лучше всех в Калгурли, а я то же самое думаю про него, так почему же мне не ходить с ним на танцы?