Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы

– Что за мысль! Вы едете с нами!

Полудовольный, полусмущенный Озарёв устроился на сиденье спиной по ходу движения. Перед ним расположились Дельфина в светлом платье и ее огромный, вялый, задумчивый муж в черном костюме и белой манишке. Коляска то и дело подпрыгивала, коленом Николай касался колена спутницы. Иногда внутрь проникал луч света, и на мгновение из темноты выступало ее лицо – улыбающееся, загадочное. Запах духов наполнял экипаж, одурманенный Николай едва прислушивался к тому, о чем говорили супруги, но внезапно насторожился. Барон властным голосом говорил:

– Уверяю вас, дорогая, что не могу поступить иначе. Я обещал господину Нуай, что буду у него сегодня около десяти, сразу после театра. Нам надо поговорить о делах.

– Но разве вы не можете увидеться завтра в банке?

– Нет, там нас будут постоянно отрывать посетители.

Жена вздохнула и отвернулась.

– Успокойтесь, – обратился к ней барон. – Я вовсе не настаиваю, чтобы вы меня сопровождали.

Он взял ее руку, поцеловал и сказал:

– Вы оставите меня у дверей господина Нуай и вернетесь домой, господина Озарёва отвезут на улицу Гренель, потом экипаж вернется за мной. Я уже обо всем договорился с кучером.

– Но я могу вернуться пешком! – тихо запротестовал Николай.

– И это будет ошибкой, когда в вашем распоряжении четыре прекрасных колеса, – возразил Шарлаз. – К тому же я не могу отпустить жену одну среди ночи. Ваше присутствие гарантирует ей безопасность.

Произнесено это было не без иронии, Озарёв подумал, что его разыгрывают. Эти слова лишали его всякого ощущения трудной победы. А может быть, все это сделано не без участия самой Дельфины? И она в сговоре с мужем, тем более что не выказала ни малейшего удивления. В любом случае, для честного человека ситуация затруднительная.

– Вот я и приехал. – Барон еще раз поцеловал жене руку, пожал, как бы заранее благодаря, руку ее попутчику, спустился, поддерживаемый кучером, и прихрамывая направился к дому. Когда кучер вернулся, хозяйка обратилась к нему:

– Домой, Жермен. Но не слишком быстро. От тряски у меня разболелась голова.

Потом обернулась к Николаю и сладким голосом прошептала:

– Садитесь рядом со мной. На своей скамейке вы выглядите настоящим мучеником.

Влюбленный был вне себя от счастья, но столь неожиданная удача буквально парализовала его, он только пожирал баронессу глазами. Коляска тихо тронулась, лошади шли шагом. Звон копыт и поскрипывание рессор мешались с мечтами о бесконечном путешествии с обожаемой женщиной. Наконец, у него хватило сил промолвить:

– Что за дивный вечер!

Вместо ответа что-то теплое прижалось к его плечу.

Юноша окончательно потерял голову:

– Я вас люблю!

Дельфина тихо вскрикнула, скорее удивленно, чем гневно, коляска подпрыгнула, трепещущая соседка прижалась к его груди. Ему даже показалось, что она плачет: что за нежное, деликатное создание!

– Я вас люблю, Дельфина, – повторил он, подбадривая себя на дальнейшие шаги.

Баронесса молчала, только, волнуясь, вздыхала. Заржала лошадь, это прозвучало радостным сигналом к действию – Николай поцеловал Дельфину в губы. Она почти не сопротивлялась и скоро сама целовала его, сжимая в руках его голову. Когда отпустила наконец, он почувствовал во рту привкус крови – ее укус показался ему таким многообещающим! Снова захотелось целовать ее, но его решительно оттолкнули:

– Нет!

– Но почему?

– Мы не имеем права!

Он ничего не понимал:

– Дельфина, смилостивитесь надо мной!

– Ах, как бы мне хотелось! Но я не свободна! Вы станете меня презирать, если я уступлю вам!

– Вовсе нет! Как вы можете так думать!

Она грустно покачала головой:

– Вы украли у меня поцелуй, воспользовавшись моей слабостью. Я хочу забыть об этом. Но при условии, что и вы обещаете то же. Останемся друзьями. Иначе я вынуждена буду отказаться от встреч с вами.

Переход от любовной горячки к холодному морализаторству оказался слишком неожиданным – Николай был вне себя, но с ним теперь говорил сам ангел мудрости. Невольно подумалось: «Она – верная жена! Это ужасно и заслуживает восхищения! От этого я люблю ее еще сильнее!»

– Оставьте хотя бы надежду! – прошептал он.

– Нет! Нет! – ответила баронесса, сжимая руки. – Не мучайте меня напрасно. Когда я успокоюсь и приду в себя, дам знать. Но теперь, умоляю, уходите!.. И да хранит вас Бог!

Последние слова только подстегнули его. Почти стоя на коленях, молодой человек осыпал жаркими поцелуями руки Дельфины. Та была словно не живая. Коляска остановилась.

– Уже! – выдохнул он.

– Да, пора, мой милый.

Проводив ее до порога, спросил:

– Когда я вас снова увижу?

Женщина приложила палец к губам, последний раз взглянула на него и исчезла. Тяжелая дверь захлопнулась у него перед носом. Поражение или победа? Поди знай, что думать. Кучер ждал его приказаний. Николай благородно решил, что не вправе воспользоваться экипажем того, чью жену только что пытался соблазнить.

– Я доберусь сам. – И исчез в ночи.

На небе ярко сияли звезды. Добравшись до особняка Ламбрефу, он все еще размышлял, как жить в неизвестности, в которую его повергла Дельфина. Ему открыл сонный швейцар. Два окна горели на первом этаже, три – на втором. Шаги постояльца гулко отдавались в пустом вестибюле с колоннами под мрамор. Свеча горела на столике у входной двери под портретом грустного человека с книгой в руке, одетого по моде времен Людовика XV. Неожиданно фигура в черном пересекла освещенное пятно и исчезла на лестнице. Хотя Озарёв ни разу не видел госпожу де Шамплит, не сомневался, что это она. Ему казалось, что женщина обернется и удастся увидеть, наконец, ее лицо. Но та, не останавливаясь, поднялась по ступенькам и скрылась в темноте. Бегство это казалось смешным и обидным. Заинтригованный больше, чем хотелось, он прошел через вестибюль, переступил через спящего в коридоре Антипа, открыл дверь своей комнаты и услышал над головой шаги, от которых поскрипывал пол.

– Барин! Барин, хотите поглядеть на нее? – прошептал Антип.

– На кого? – спросил Николай, отложив перо. Сидя за столом, он сочинял письмо Дельфине, которое не собирался отправлять, но поэтические строки которого так гармонировали с его печалью.

– Дочку графа! Она в библиотеке, с родителями. Из сада их очень хорошо видно. Идите скорее!

Озарёв колебался лишь мгновение – любопытство оказалось сильнее – и тихо вышел вслед за слугой. Голубые сумерки спускались на листву. Главная аллея вела к фонтану с фигуркой натягивающего лук купидона. Они свернули на узкую боковую тропинку, которая шла обратно к дому. За изгородью из густого кустарника можно было различить окно. Гравий трещал под сапогами Антипа. Он повернулся к хозяину и указал на каменную скамейку: