Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы

– Внимание! – прошептал Александр Бестужев. – Вот те, кого мы ищем!

Двое крепких парней спешили к казарме. Их сапоги стучали по мостовой в согласованном бравом ритме. Фонарь, висевший на столбе в белую и черную полоски, на секунду осветил их лица. Одному, должно быть, было лет около тридцати, другому – едва двадцать. Они были похожи на переодетых крестьян. Александр Бестужев и Николай вышли из тени. Солдаты застыли на месте, и теперь их лица абсолютно ничего не выражали. Ответив на приветствие, Александр Бестужев спросил, слышали ли они о завещании императора. К его великому удивлению, старший из солдат ответил:

– Да, Ваше Благородие.

– И что о нем говорят в казарме?

– Я не могу этого повторить, Ваше Благородие.

– Почему?

– Вы прикажете провести меня сквозь строй!

– Я не только не допущу, чтобы тебя наказали шпицрутенами, но еще похвалю и дам тебе три рубля! – сказал Александр Бестужев.

– Три рубля?

– Ну да! – подхватил Николай. – Мы – ваши друзья. И хотим помочь вам получить то, что почивший царь пообещал в своем манифесте.

– Этого не может быть! – пробормотал молоденький солдат. – Ты слышишь, Никанор?

Никанор покачал головой. Его светлые брови нахмурились под козырьком кивера. Он задумался на секунду и пробормотал:

– Говорят, в завещании царя указано, что всех плохих богачей повесят, что откроют все казармы, все тюрьмы, что землю раздадут мужикам и что творить суд будут бедняки!

Николай и Александр Бестужев обменялись удивленным взглядом: Никанор слишком далеко зашел в своих мечтах. Ни одна революция никогда не принесла бы того, на что он надеялся! Надо ли было переубеждать его, рискуя разочаровать, или использовать его восторг, позволив и дальше ошибаться?

– Примерно так, – сказал Николай. – Перед смертью царь пожелал искупить свои грехи, подарив свободу и благополучие народу, который столько страдал по его вине. Однако плохие советники завладели документом. Они хотят уничтожить его. Но армия не допустит этого.

– Армия? – спросил Никанор.

– Да, ты и твои товарищи, которым ты расскажешь то, что услышал от нас!

– А офицеры? Они будут с нами?

– Одни – с вами. Другие – против вас…

– А как в нашем полку, к примеру?..

– Будьте спокойны! Ваши командиры поведут вас туда, куда надо! – ответил Александр Бестужев.

– Когда это произойдет?

– Скоро! Очень скоро! – бодро заявил Николай.

Он сознавал, насколько ребяческими и непродуманными были их действия. Конечно, необходимые для революции армейские части Николай с Бестужевым не соберут, останавливая случайных солдат на улице. Но как бы то ни было, другого способа обратиться к этим людям и завоевать их доверие не существовало!

– Да услышит вас Господь, Ваше Благородие! – сказал молоденький солдат.

– Я рассчитываю на то, что вы распространите добрую весть!

Глуповатая улыбка обнажила крепкие и белые зубы Никанора:

– Можете рассчитывать, Ваше Благородие. С завтрашнего дня мы начнем везде рассказывать, что господ будут вешать!

Александр Бестужев закашлялся с раздражением, достал три рубля из кармана и вручил их Никанору. Двое солдат щелкнули каблуками, отдали честь, повернулись и, как автоматы, пошли дальше.

– Они, дураки, ничего не поняли! – вздохнул Александр Бестужев.

– Быть может, ничего не поняли мы? – усомнился Николай.

И они уже были готовы окликнуть других солдат, чьи шаги приближались во мраке ночи.

Письмо было датировано 28 ноября, «на рассвете». Софи перечитала несколько фраз из него: «Почему ты не сообщаешь мне никаких новостей? Ты не больна? Я терзаюсь беспокойством, как ты там. Пришли мне ответ с обратной почтой, умоляю тебя!.. Кончина царя, о которой я узнал вчера, вынуждает меня задержаться здесь еще на некоторое время. Друзья рассчитывают на меня. Я не могу их покинуть… О Софи, если бы ты знала, как опьяняет ощущение, что ты после стольких лет бездействия снова нужен!.. Я возвращаюсь с ночной прогулки по городу. Говорил с солдатами. Эти простые, грубые люди понимают нас… Кстати, три-четыре дня назад я видел Никиту. Он навещал старика Платона, который стал его наставником во всех делах. Санкт-Петербург пошел на пользу твоему подопечному. На мой взгляд, он теперь выглядит не совсем по-деревенски. Поначалу он работал у торговца кожами. А теперь служит в лавке по продаже тканей. Болтая с ним, я припомнил Каштановку, и это усилило мою тоску. Я был бы предельно счастлив, если бы ты была здесь со мной. Как вспомню твое милое лицо, мне не хватает воздуха, сердце разрывается и хочется сжать тебя в объятиях! Совершенно необходимо, чтобы ты приехала ко мне. Отец чувствует себя достаточно хорошо, значит, ты можешь оставить его без опасений…»

Она подняла глаза и посмотрела на окно гостиной, по которому хлестал сильный дождь со снегом. Эти любовные уверения очень мало трогали ее, как будто письмо предназначалось другой. Она чувствовала, что окончательно освободилась от Николая, забыв и о его достоинствах, и о недостатках. Поскольку он требовал ответа, она напишет ему, что ему незачем больше искать встреч с нею. Ему остается только поселиться в Санкт-Петербурге, тогда как она сама останется в деревне. В глазах света они будут представлять собой разъехавшуюся супружескую пару, каковых очень много. Позже она, быть может, вернется во Францию. В любом случае, Софи не бросит никакого упрека в адрес мужа. Зачем? Он бы не понял, почему ее оскорбила такая малость. Безвольное, легкомысленное, непостоянное существо – вот за кого она вышла замуж и от кого должна сейчас избавиться. Она рассчитывала на свекра, который мог защитить ее от возможных выпадов Николая. Михаил Борисович проявлял такую заботу о чести и спокойствии снохи, что рядом с ним она ощущала себя в безопасности, как в крепости. Ей нравилось их уединение в Каштановке, неяркая и уютная жизнь, которую поверхностный наблюдатель счел бы тоскливой; Софи полюбила эти невеселые края с нежными красками, полюбила простых людей, бывших у нее в услужении. Впрочем, ее супружеская жизнь закончилась. Она не могла представить себе, что увлечется другим мужчиной. И после десяти лет брака знала, что детей у нее не будет. Какой обрыв в нити ее жизни! Ребенок с жадным ротиком, удивленным взглядом, неловкими и мягкими ручонками! Она снова задумалась об этом, разволновалась, стала терзаться. Чувство неудовлетворенности, вызванное несовершенством собственной плоти, иногда охватывало ее с неистовой силой. После ссоры с Седовым она больше не ездила в Отрадное. А он, наверное, уже снова уехал. Как только она узнает об этом наверняка, то поедет повидать Мари и маленького Сережу.

Письмо Николая трепетало между пальцев. Она сложила его и сунула за корсаж. Тяжелые шаги вернули ей улыбку на губах. Михаил Борисович вошел в гостиную, он выглядел усталым и заспанным. Узнав несколько дней назад о кончине царя, он очень расстроился. Не говоря ни слова, он протянул Софи газету. Траурной линией была очерчена первая страница «Русского инвалида». Под рамкой с изображением двуглавого орла Софи прочитала: