Лион Фейхтвангер - Лже-Нерон

Кнопс, который чувствовал себя в Эдессе наместником императора, первый нанес ей визит. Он сразу попытался пустить в ход наглое, циничное остроумие, которым он, еще будучи невольником, так часто завоевывал женщин. Но Акта сохраняла холодно-любезный тон. Она разглядывала хищника Кнопса с любопытством, но явно без всякой теплоты. Кнопс, раздраженный ее сдержанностью, выставлял напоказ свои заслуги. Блеснул перед ней своими политическими талантами. Цинично намекнул, что именно в его голове родилась идея потопления Апамеи, замысел, который решил победу Нерона.

Но упоминание об этом событии, казалось, лишь опечалило Акту. Ибо в свое время Нерон мало горевал о том, что его называли виновником пожара, несмотря на непричастность его к этому событию. Ее же этот глупый, изобретенный врагами Нерона навет очень огорчал; ей неприятно было, что потопление Апамеи, измышленное этим мелким хитрецом, снова воскресило тот слух. Она кивнула Кнопсу, все такая же безучастная, любезная.

- Нужна изрядная порция дерзости, - сказала она задумчиво, - чтобы разнуздать такую стихию. Кто строит все свои расчеты на глупости черни, тот бьет наверняка, тому минутный успех обеспечен. Мне только любопытно было бы знать, как долго толпа позволит дурачить себя, и удастся ли вам сыграть на этом до конца. А теперь позвольте поблагодарить вас за занимательную беседу, - сказала она в заключение. - Настал час, который я посвящаю отдыху. - И она вежливо, решительно попрощалась с ним. Кнопс очутился за дверью, уязвленный в своем мужском тщеславии, и мало утешила его мысль, что, по существу, Акта не что иное, как претенциозная стареющая восточная женщина.

Требон не остановился перед поездкой из Самосаты в Эдессу, чтобы приветствовать Клавдию Акту. Конечно, он вошел, звеня и гремя своими знаками отличия; он было взял еще более победный тон, чем Кнопс. Он бахвалился своими талантами, в оглушительно громких и недвусмысленных словах восхищался красотой Акты, смеялся своим знаменитым жирным смехом, угощал собеседницу своими лучшими остротами. Акта с интересом наблюдала этот шумный феномен, подобного она никогда не видела. Она пощупала знаки отличия Требона, заставила его рассказать историю о "Стенном венце", весело провела с ним полчаса. Считая себя уже у цели, он вдруг с довольным видом схватил ее за плечи своей крепкой, покрытой рыжеватым пухом рукой.

- Ну, малютка, а ведь неплохо было бы нам вдвоем...

Она отшатнулась, даже без возмущения, но с таким безмерным удивлением, что он, в свою очередь, отчаялся в успехе.

Вечером, сидя в своем кабачке, Кнопс и Требон делились впечатлениями от встречи с Актой. Впечатления эти, однако, успели сильно измениться. Теперь оба они находили, что Акта делала им авансы; но для такой, несколько уже потрепанной дамы она слишком претенциозна, и претензии ее отнюдь не соответствуют ожидаемому удовольствию. У них, занятых людей, попросту нет достаточно времени для этакой жеманной козы.

Они говорили, не щадя своих голосовых связок. Люди, сидевшие вокруг, почтительно прислушивались к речам этих высокопоставленных господ и деловито разносили их слова по городу.

10. ВОСКРЕСШИЙ ИЗ МЕРТВЫХ

Теренций, узнав, что Клавдия Акта приехала в Месопотамию повидаться с ним, отнюдь не ускорил объезда вновь завоеванных городов. Он боялся этого "нового" свидания с Актой. Правда, желание Акты посетить его свидетельствовало о ее доброй воле. Тем не менее он ожидал этой "новой" встречи с тем же чувством, с каким в свое время ждал брачной ночи с Марцией. Акта знала Нерона лучше, чем кто-либо на свете. Нерон означает - "муж", "мужественный", и Акте было известно, что Нерон носил это имя с честью.

Но, утешал он себя, разве он не Нерон? Разве он не стал Нероном "до самой сердцевины", так, что все побуждения Теренция неизбежно становились побуждениями Нерона? Если на мужеские чувства Теренция Акта не действует, то в худшем случае это только доказывает, что Нерон потерял к ней влечение. Этот вывод вернул ему бодрость.

Он счел уместным не самому отправиться в Эдессу, а пригласить Акту к себе в Самосату. Акта была изумлена. Разве подлинный Нерон поступил бы так? Вероятно, нет. Но трудно было заранее предвидеть его поступки. Нельзя было с уверенностью сказать, что он сделал бы вот это и не сделал бы того. Одно мгновение она колебалась - ехать ли ей в Самосату. Она рассказала Марции о приглашении императора, не скрывая своих сомнений. Марция сказала ей доверчиво:

- Не поехать ли мне с вами, дорогая сестра?

Так как Акта промолчала, она не настаивала. Но лишь убедительно попросила:

- Возвращайтесь поскорее. Я покажу вам Лабиринт.

О Лабиринте она не говорила с тех пор, как впервые о нем упомянула.

Итак, Акта одна уехала в Самосату. Она ждала встречи с императором в мучительно-счастливом напряжении, которого не испытывала уже долгие годы. В то утро, когда ее предупредили, что император посетит ее, она возбужденно ходила по своим комнатам, нарядившись как бы для подлинного Нерона, взбудораженная ожиданием. В сотый раз старалась она представить себе, что сделал бы настоящий Нерон, если бы снова свиделся с ней при таких обстоятельствах, после столь долгой разлуки. Он рассмеялся бы тихо, добродушно, по-мальчишески, он подошел бы к ней близко, близко, потянул бы носом, обнюхивая ее, приблизил бы свои серые близорукие глаза к самому ее лицу, пристально взглянул бы на нее и только затем крепко обхватил бы ее своими милыми мясистыми руками, рассмеялся, засиял, бросил несколько торопливых греческих слов. Затем он замолчал бы, сопя, учащенно дыша, взял бы обе ее руки, крепко пожал и сказал бы на простом латинском языке:

- Здравствуй, Акта. Здравствуй, маленькая Акта.

Да, так именно он сказал бы, хотя он и был не больше ее самой ростом.

Клики перед домом, слова команды и звон оружия. Шаги вверх по лестнице. Не чужие шаги. Дверь распахнулась, портьера отброшена. Входит незнакомец.

Нет, не незнакомец: в комнату входит Нерон. Это его лицо, его широкий лоб, его рыжеватые волосы, его серые прищуренные близорукие глаза, его толстая, детская, капризно оттопыренная нижняя губа. Он идет к ней, он смеется добродушно, по-мальчишески, он подходит близко, близко, пристально смотрит на нее, хватает ее белыми мясистыми руками, сияет. И вот звучит голос Нерона, он бросает несколько торопливых греческих слов. Его ли это голос? И как странно он произносит "th".

Нет, только не критиковать, не хулить, не сомневаться. Она хочет, чтобы это был его голос. Это его голос. И вот этот голос произносит на простом латинском языке:

- Здравствуй, Акта, здравствуй, дорогая моя Акта.

Красивое удлиненное лицо Акты побелело, как будто она превратилась в одну из своих статуй. Безвольно, почти бессильно принимала эта, обычно такая сдержанная, женщина юношески-бурные ласки незнакомца. Возможно ли это? Она видела дыру на шее Нерона, через которую вытекла его кровь, его жизнь, - она помогала обряжать его труп, она поцеловала его, она присутствовала при том, как его положили на костер и сожгли, пепел торжественно хранился в мавзолее ее парка в Риме. И вот этот человек здесь, его близорукие глаза, его дерзкие, детские, чувственные, царственные губы. Все было толще, массивнее, пышнее, на тринадцать лет старше, но это было его лицо, его облик. Могли ли боги вторично создать тот же образ? Она, конечно, знала о шутке, которую сыграл тогда Нерон с горшечником Теренцием, и в обострившем все ее чувства напряжении она замечала не только неправильное произношение "th", но и все другие малейшие отступления от облика Нерона. И все же она почувствовала сильнейший страх, счастливый и отчаянный. Комната была полна Нероном, ее возлюбленным, так именно касались ее руки Нерона, так проникало в нее дыхание Нерона. Но если это так, то принадлежит ли ей умерший? Испуг и блаженство привели ее в такое смятение, что она почти лишилась чувств.