Александр Волков - Скитания

Епископ вызвал дона Бонавере да Фано, подлинность святыни была установлена, реликвия вручена настоятелю, стороны обменялись расписками, и, казалось, дело покончилось раз и навсегда. Но мессер да Фано пригласил Джордано к себе в церковь для секретного разговора.

Предчувствуя возможность подвоха, Бруно шепнул Алессо, как тому вести себя, если он, Джордано, не вернется. Ноланец зашагал за настоятелем по площади Сан-Джованни, где стояла церковь Санта-Репарата, а Ронка издали следовал за другом. Проводив гостя в скарбницу, аббат усадил его в мягкое кресло, сам сел напротив.

– Как христианин, я верю в чудо святого Доминико, – начал разговор дон Бонавере, – а как человек, восхищаюсь вашим умением вести дела, брат Джордано. И вот что я вам предлагаю: переходите служить в мою церковь.

Бруно приподнялся от удивления.

– Сидите, сидите, дорогой брат! Вы еще молоды, но я вам обещаю: через три-четыре года вы станете моим викарием! [151]

Джордано скромно ответил:

– Я считаю ваше предложение, святой отец, за высокую честь, но вы понимаете, что я не имею права принять его без согласия мессера Паскуа.

– Да, я понимаю это. Я напишу вашему аббату послание.

И он написал письмо, очень лестно отзывался о Джордано и просил отпустить молодого субдиакона на службу во Флоренцию.

Расстались со взаимными изъявлениями уважения.

Когда Бруно вышел на площадь Сан-Джованни, там бродил Алессо Ронка, сжимая под рясой рукоятку кинжала.

– Ф-фу… – облегченно вздохнул Ронка. – А я уж собрался ломать дверь, только выбирал какую.

Вечером сер Бассо и два монаха держали совет, как доставить полученные дукаты в Неаполь.

Алессо предложил присоединиться к свите маркиза дель Кьяренца, который, по слухам, скоро отправится в Рим на богомолье. А в Риме можно будет выждать другой подходящий случай.

Джордано возразил:

– Если мы присоединимся к маркизу, мы подвергнем его людей большой опасности: им придется либо выдать нас, либо сражаться, спасая церковное золото…

Алессо низко опустил рыжую голову.

Старый Бассо сказал:

– Не надо торопиться, решая такой важный вопрос. Лучше идите спать, друзья мои!

Джордано и Алессо безропотно пошли в свою комнату.

Утром купец с улыбкой сказал им:

– Сегодня на рассвете по римской дороге отправились два доминиканца.

– Как?! – воскликнули разом два монаха.

– Я купил у старьевщика монашеские одеяния для двух своих работников, дал им мулов и указал, как действовать.

– Их убьют! – вскричал Джордано.

– До этого дело не дойдет. При малейшем намеке на опасность они позволят обыскивать себя. Да вы за них не беспокойтесь. Гуччо и Мануэлло проведут самого черта.

Началось томительное ожидание. Вечером сер Бассо сказал гостям:

– Бесплодно терзаться мрачными мыслями. Вы лучше оглянитесь вокруг себя, отцы! Нет в мире города краше сладчайшей Флоренции, нигде не найдете просторнее ее площадей, величественнее храмов и дворцов, красивее крепостных ворот и мостов через Арно!.. И пока вы здесь, нужно на все это полюбоваться!

Вняв благому совету, Джордано и Алессо целыми днями осматривали памятники зодчества Флоренции. Прежде всего их внимание привлек знаменитый храм Санта-Мария дель Фьоре, дивное творение Филиппо Брунеллеско и других старых мастеров. Огромный купол собора, воздушный и легкий, точно реющий в пространстве на необычайной высоте, был виден со всех улиц города и из окрестностей. Великолепные фасады со множеством круглых и стрельчатых окон, башенки – круглые, четырехугольные, восьмигранные, стройная кампанила, возносившаяся ввысь, – все восхищало путников.

Друзья побывали в древнем баптистерии Сан-Джованни, небольшом храме, где крестили всех флорентийцев. Там был крещен и гениальный Данте Алигьери, творец «Божественной комедии». Данте любил его непритязательную красоту и, находясь в изгнании, [152]больше всего тосковал о храме Сан-Джованни. Представляя себе великого поэта, склоняющего голову при входе в баптистерий, Джордано повторял на память целые сцены из «Божественной комедии», вызывая восторг Алессо.

Просторная площадь Синьории с одной стороны замыкалась строгим прямоугольником дворца, который напоминал крепость с башенкой наверху и с зубчатыми выступами плоской крыши. Под ними виднелись бойницы, откуда можно было обстреливать площадь и окружающие здания. Беллини рассказал монахам, что во время осады Флоренции над дворцом Синьории развевалось знамя с красным крестом – символ коммуны.

Джордано и Алессо осмотрели и мосты через Арно и предместья города. И когда они потеряли надежду на возвращение разведчиков, Мануэлло и Гуччо явились. Они пришли на четвертый день, усталые, запыленные, в крестьянской одежде.

– Ну, скажу я вам, отцы, – начал рассказывать коренастый широколицый Мануэлло, – если вас будет не двое, а двадцать, и перед вами пойдет ангел с огненным мечом, вы не проберетесь в Неаполь. На пути до Сиены – а туда только двадцать миль! – нас останавливали три раза. А сколько было засад после того, и не счесть. Бандиты выходили целыми шайками, с мечами, с аркебузами и арбалетами… Убедившись, что мы не те, кого они ждут, разбойники приходили в ярость. Нам только тем и удавалось умилостивить их, что мы, взяв грех на душу, бесстыдно лгали и уверяли, что за нами едут еще два монаха и, простите, отцы, указывали ваши приметы…

Бруно рассмеялся, а Алессо сжал кулаки.

Мануэлло продолжал:

– Дав несколько тумаков на дорогу, разбойники нас отпускали. Мы пробовали втираться в свиту знатных господ – не помогало. Бандиты вытаскивали нас и оттуда. Когда мы сочли, что наша задача выполнена, мы продали мулов и, переодевшись, вернулись домой.

– Скажите, а далеко от города начинаются засады? – спросил Алессо.

– Первую мы обнаружили прямо за мостом через Арно.

– Спасибо, друзья, я не забуду вашей услуги, – сказал купец и отпустил смельчаков.

Девятого августа, когда большой колокол на кампаниле дель Фьоре пробил один час, [153]у Понто Веккио спустились в фузольеру [154]высокий широкоплечий рыбак с окладистой черной бородой и миловидная девушка с голубыми глазами, с русыми косами, ниспадавшими из-под пестрого платка. Рыбак нес большой мешок, из которого выглядывали сети, девушка держала связку удилищ. Их провожал хромой старик.

Когда лодка отчалила от берега Арно, старик, стараясь перекричать шум воды, разбивавшейся об устои моста, крикнул вдогонку:

– Не торопись с возвращением, Джано! Рыба лучше ловится ночью.

Чернобородый молча кивнул головой, фузольеру подхватила река и унесла за поворот.

Ничего подозрительного не заметил в этой сцене коротконогий плотный человек в кожаных штанах и драной куртке, с молотком каменотеса в руке, который стоял у перил и плевал в воду. Он интересовался пешеходами, проходившими по мосту, но в особенности его внимание привлекали всадники на мулах.