Юрий Борев - СТАЛИНИАДА

Тост и судьба

В марте 1949 года молодой член Политбюро Вознесенский был выведен из высших эшелонов власти. Он написал письмо Сталину, уверяя его в своей преданности и невиновности.

Находясь в опале, Вознесенский продолжал работать над новой книгой об экономике нашего общества. Через полгода Сталин пригласил его к себе на дачу. В присутствии членов Политбюро Сталин провозгласил тост за дорогого товарища Вознесенского — нашего ведущего экономиста. Он способен прокладывать пути к светлому будущему, планировать нашу экономику. Такие люди — наш ценнейший капитал. За здоровье товарища Вознесенского!

Вознесенский возликовал и был обнадежен. Радостный вернулся он домой. Однако той же ночью его арестовали. Арестована была и рукопись Вознесенского о закономерностях социалистической экономики. В отредактированном Сталиным виде эта работа вышла под именем вождя в начале 50-х годов в форме статьи в «Правде» и отдельной брошюрой. Так, с "чужой помощью" Сталин писал не одну работу.

Казнь

Говорят, Вознесенский был подвергнут средневековой казни: в его живот была зашита крыса, которая, проголодавшись, пожирала внутренности несчастного.

Благородный поступок

Мой приятель СР. работал в ЦК ВЛКСМ, часто общался с переехавшим из Ленинграда в Москву секретарем ЦК КПСС Алексеем Александровичем Кузнецовым. СР. нравился Кузнецову и пользовался правом звонить ему в неурочное время и советоваться по текущим делам. Кузнецов всегда очень вежливо и уважительно общался с людьми. Однажды, когда СР. в очередной раз позвонил Кузнецову, тот неожиданно резко и грубо отчитал его: "Как вы смеете беспокоить меня по пустякам! Кто вы такой?! Я не помню вас и не хочу вас знать!" СР. был очень обескуражен и огорчен. Он ничего не мог понять. Что случилось? Чем он провинился? За что такая грубость после откровенных бесед и установившихся добрых отношений? Вскоре все прояснилось. Кузнецова арестовали, и стало понятно, что он, предполагая грозящую ему участь, спасал своего младшего товарища, выводя его из сферы своего непосредственного общения и тем самым из-под удара. Действие благородное по формуле Суворова: "Сам погибай, а товарища выручай".

Ленинградское дело

Многочисленных арестованных по "ленинградскому делу" и в их числе Вознесенского, Кузнецова, Попкова, обвинили в преступных намерениях сдать во время войны Ленинград немцам, перевести в Ленинград столицу России, взорвать флот.

Абакумову было дано указание, которое шло от Маленкова и Берия, выбивать из арестованных показания против Жданова, которого в это время уже не было в живых.

Разгромив старую партийную гвардию, Сталин в конце 30-х годов стал выдвигать и приближать к себе некоторых перспективных молодых людей. В их числе были три ленинградца; Кузнецов, Вознесенский, Косыгин. Они стали бурно расти. Вознесенский, например, написал книгу "Военная экономика СССР в период Отечественной войны". Работа понравилась и получила Сталинскую премию. Казалось, что ленинградцам обеспечено покровительство и зеленая улица. Берия и Маленков стали опасаться, что молодые могут вытеснить и заменить старых членов Политбюро, и они повели борьбу.

С большим искусством Берия и Маленков стали «шить» дело: мол, ленинградская группа решила создать Российскую компартию по типу Украинской, Белорусской, Казахской и сделать Ленинград столицей РСФСР. Это удалось внушить Сталину, который при своей подозрительности везде находил опасность и в действиях, приписываемых ленинградцам, увидел подкоп под свою власть генсека, так как если из его рук уходит российская партия и российская государственность, то он остается генералом без армии.

Кроме того, Берия подчеркнул, что Вознесенский в своем труде совершенно не цитирует Сталина.

Вознесенский и Кузнецов были арестованы, пострадали и многие другие ленинградцы.

Из рассказа таксиста — бывшего шофера Маленкова

Маленков старался не подписывать бумаги, обрекавшие людей на гибель. Несмотря на это и на дружбу с Вознесенским, он все же был вынужден подписать документ об его аресте. Поставив эту подпись, Маленков вышел и сказал своему шоферу: "Устал, больше сегодня работать не буду, поехали в лес". Когда они приехали, Маленков вышел и долго стоял у машины, а потом сказал: "Сегодня, Иван Денисович, я совершил подлость. Подписал документ на арест Вознесенского". И долго смотрел на лес.

Рассказ записан мной в 1975 году со слов таксиста. Рассказ малоправдоподобен. Более убедительны предания, говорящие о заинтересованности Маленкова в устранении ленинградской группы. Трудно поверить и в такую степень откровенности Маленкова с шофером и в слишком литературное имя-отчество таксиста.

Отживший пункт

Заместитель Генерального прокурора генерал-лейтенант юстиции в первые послевоенные годы представлял Сталину проект нового Уголовного кодекса. Из проекта Сталин вычеркнул, как отживший и неактуальный, пункт о наказуемости антисемитизма. Генерал стал простодушно объяснять, что антисемитизм все еще имеет место и нельзя опускать данный пункт. Вскоре наивного генерала нашли за городом мертвым.

Обещание

Когда после войны началась кампания борьбы с космополитизмом, Илья Эренбург обратился к Сталину:

— Товарищ Сталин, у нас начинает поднимать голову антисемитизм.

— Ничего, товарищ Эренбург, с фашизмом мы справились, как- нибудь справимся и с антисемитизмом.

Эренбург ушел успокоенный. Вскоре в «Правде» была опубликована статья "Об одной группе антипартийных критиков", придававшая кампании очередной борьбы ускорение.

Разные мнения

Объяснение антисемитизма Сталина. Поскольку грузинам не свойствен антисемитизм, Сталин, по мнению Утесова, своим антисемитизмом хотел доказать, что он не грузинского происхождения. Он видел себя царем Российской империи.

Корни антисемитизма у грузина понятны, если Джугашвили сотрудничал с жандармерией.

Сталину много лично досадили евреи, будучи соперниками в продвижении по партийной лестнице. Ненависть к Троцкому окрасилась национальным цветом.

В революционном движении было немало евреев, и некоторые из них оказались в высших эшелонах новой власти. Смену кадров старой партийной гвардии на руководителей сталинской школы удобно было вести под знаменем антисемитизма.

Сталин любил напряжение — «классовую» и всяческую другую борьбу: пока люди борются между собой, им не до тирана. Поэтому борьба с евреями, когда другие источники напряжения иссякли, стала для Сталина желанной.