Димитр Димов - Табак

Теперь она убедилась, что, подобно Борису, напрасно мнила себя победителем в жизненной борьбе, что жизнь искалечила и опустошила ее, не оставив в ее душе ни капли радости, а одну лишь досаду, печаль и холодный пепел былых наслаждений. Таков был итог ее жизни, ее победы в мире «Никотианы».

Погруженная в свои мысли, она и не заметила, как, бесцельно зажигая электричество, обошла весь верх и остановилась перед дверью ванной комнаты. Возле одного крана лежал кусок простого стирального мыла, а на табурете за перегородкой валялось забытое дешевое полотенце. Ирина догадалась, что мыло и полотенце принадлежат «товарищу Мореву», которому, должно быть, приятно пользоваться ванной после долгих дней жизни в землянках партизанского штаба. Ей стало смешно, что он не догадался открыть шкафы и взять оттуда туалетное мыло, чистую простыню или свежее, выглаженное полотенце. Вероятно, он считал, что экспроприация не должна распространяться на личные вещи его брата и невестки, и потому обошелся собственным мылом и полотенцем, которыми пользовался в горах. А может, просто ушел с головой в работу и даже не догадался открыть шкаф.

Эти забавные и пустяковые размышления о Павле отвлекли Ирину от мыслей о своем внутреннем разладе. Ей захотелось узнать, в какой комнате он спит. Когда она обходила верхний этаж, мрачное, почти физическое отвращение не позволило ей хотя бы заглянуть в комнату Бориса. Но сейчас она подумала, что Павел, наверно, выбрал именно эту комнату, так как она была рядом с лестницей. Ирина поспешила убедиться, так ли это. Комната была в беспорядке. На ночном столике лежали автомат и сумка с патронами. На письменном столе разбросаны советские журналы и несколько советских книг. Постель была не убрана, а на кушетке валялись брюки с красными лампасами и китель с генеральскими погонами. Оружие на ночном столике говорило о том, что товарищ Морев не очень-то доверяет некоторым союзникам Отечественного фронта и попытка внезапного ночного переворота не застала бы его врасплох. По кителю можно было судить, что его владелец – генерал. Ирина нашла, что это вполне логично, если Данкин стал подполковником. А кто же удостоился ранга маршала? Нет, такого титула они еще не придумали. Ирина рассмеялась, но добродушно и весело, что было совсем не к лицу вдове генерального директора «Никотианы». Грязные сапоги на персидских коврах вдруг превратились в какой-то парадокс, в котором она, однако, увидела теперь что-то жизнерадостное, волнующее, согревающее человеческим теплом, и это мгновенно рассеяло ее скуку. Это был лишь зародыш какого-то нового чувства, но он походил на луч, блеснувший во мраке ее тоски. Теперь ей казалось, что радостью жизни веет и от давно не бритого, неуклюжего солдата-партизана, стоявшего на посту у подъезда, и от мальчишеского лица подполковника Данкина, и от генеральского кителя Павла, небрежно брошенного на кушетку. Она поняла, что это легкое волнение зародилось в ней в ту памятную ночь в Чамкории и что другим женщинам старого мира подобные чувства недоступны. И она снова подумала, что была лишь залетной птицей в мире «Никотианы» и что гибель фирмы никак не отразилась на ней.

Повинуясь врожденному женскому инстинкту, который так долго был подавлен праздностью и роскошью, Ирина принялась наводить порядок в комнате. Она оправила постель, прибрала на письменном столе и бережно сложила генеральский китель и брюки с лампасами. У нее становилось все легче и легче на душе – словно ей было приятно убирать комнату Павла. Но вдруг чей-то суровый голос приковал ее к месту:

– Кто вам разрешил входить в комнату генерала?

Она обернулась и увидела светлую, как кукурузный початок, голову Данкина. Подполковник держал в руках кулек с виноградом, буханку солдатского хлеба и кусок брынзы. Его маленькие, словно синие бусинки, глаза сверкали гневом.

– Разве па это нужно особое разрешение? – спросила Ирина. – Я вошла, чтобы навести порядок.

– Это не ваше дело, – отрезал подполковник. – Никто, кроме меня, не имеет права входить в комнату генерала.

Он положил на письменный стол хлеб, брынзу и виноград и начал сердито рыться в карманах.

– Вы что же, решили оставить продукты на письменном столе?

Ирину забавляли негодование и мальчишеское лицо подполковника.

Данкин строго поглядел на «гадюку» и, чтобы внушить ей уважение к Народной армии, заявил важно:

– Это завтрак для генерала.

– Уж не боитесь ли вы, что я его съем?

– Пет, не боюсь! – Данкин не упустил случая съязвить. – Вы никогда не голодали.

Желая задеть Ирину побольнее, он потянул к себе средний ящик письменного стола, чтобы проверить, не отперт ли он. Затем снова начал рыться в карманах, но неожиданно перестал, заметив, что ключ от комнаты, который он искал, торчит в замочной скважине. Быстрым движением, которое должно было подчеркнуть его недоверие к Ирине, он переставил ключ с внутренней стороны на наружную и приказал враждебным тоном:

– Выйдите сейчас же из комнаты!

– Вы как будто подозреваете, что я роюсь в ящиках?

– Но ваше дело, что именно я подозреваю.

Ирина горько, по беззлобно усмехнулась.

– Я одинаково равнодушно отношусь и к старому и к новому, – сказала она.

– Таких людей мы условно считаем врагами.

– И даже но пытаетесь их перевоспитать?

– Пока у нас на это нет времени.

«Здорово отвечаешь, – подумала Ирина. – Быть тебе генералом». Глядя на мальчишеское лицо Данкина, она вспомнила о Павле и снова почувствовала прилив бодрости. Она вышла из комнаты и не подумала о том, чтобы рассердиться.

Данкин запер дверь, положил ключ в карман и степенно, не торопясь, как и подобает подполковнику, пошел вниз по лестнице. Но когда он скрылся из виду за поворотом, так что Ирина уже не могла его увидеть, его движения приобрели гибкость и кошачье проворство двадцатилетнего юноши. Он огляделся по сторонам, словно опасаясь, что его могут уличить в недозволенной шалости, потом, ухватившись за полированные перила лестницы, лихо скатился на животе до самого низа. Легко и ловко он соскочил па паркет. Никто этого не видел. А если бы кто и увидел, то лишь весело улыбнулся бы. Борьба и суровая жизнь лишали до сих пор ремсиста Данкина самых скромных забав и развлечений.

Когда он ушел. Ирина велела служанке готовить ужин из продуктов, которые они привезли с собой из Чамкории. Она надеялась, что тем временем подойдет Павел и они поужинают вместе. Но Павел так и не пришел, и она поужинала одна в маленькой столовой, где они с Борисом провели так много часов в томительном молчании. Снова ее обуяли досада и равнодушие ко всему па свете. Чего она могла ожидать от Павла? Ничего, кроме такой же холодности и враждебности, с какими к ней относился Данкин.