Элисон Уир - Трон и плаха леди Джейн

Молчание, наступившее после этих слов, нарушается только матушкой и герцогиней Нортумберлендской, которые вслух сокрушаются, что леди Мария, должно быть, заранее получила предупреждение о готовящемся аресте, и гадают, кто бы это мог послать ей весточку.

— Разумеется, — подает голос Нортумберленд, — мы не станем исполнять ее возмутительные требования. Как мы можем объявить ее королевой, когда королева Джейн уже признана законной правительницей? — Он оборачивается ко мне. — Позвольте вас заверить, сударыня, что мой сын, лорд Роберт, разыщет леди Марию и задержит ее. Уверяю вас, она одинокая женщина, которая не имеет друзей в королевстве и не представляет серьезной угрозы вашему трону. А теперь, прошу вас, милорды, миледи, продолжим наш пир.

Он садится, но за его бойкими речами кроется растерянность. Я также замечаю, что многие из членов совета лишились аппетита.

Растерянный гонец по-прежнему стоит перед высоким столом. Нортумберленд тихим голосом обращается к одному из дворцовых стражей:

— Отведите этого человека в тюремную камеру.

Затем он снова смотрит на меня:

— Сударыня, я созову Тайный совет на совещание сегодня ночью. Мы подготовим документ, отвергающий претензии леди Марии, и обнародуем его, чтобы пресечь дальнейшее обсуждение этого вопроса.

— Надеюсь, милорд, — любезно отвечаю я, — что так и произойдет.

Королевский дворец в Тауэре, расположенный между крепостью и рекой, — это старое здание, в котором с прошлого века мало кто обитал. Его ветшающее великолепие принадлежит минувшему столетию: стены расписаны ярким геральдическим узором цветов индиго и багряного, полы выложены черной и белой плиткой, в узких арочных окнах стоит цветное стекло, а мебель изготовлена в готическом стиле. Но мне достаются покои, обставленные более современно, чем остальные: у меня спальня с гобеленами на стенах, кровать под вышитым балдахином и решетчатые двустворчатые окна со средником. Под позолоченным дощатым потолком вьется гирлянда чудесных резвящихся ангелочков.

Миссис Эллен откидывает одеяла и принимается расчесывать мне волосы, пока я стою в ночной сорочке. Я замечаю, что наволочки расшиты буквами «Г» и «А».

— Чьи это инициалы? — удивляюсь я.

— Думаю, они означают «Генрих» и «Анна», — кратко отвечает миссис Эллен. — Мне об этом рассказывала миссис Тилни. Ее кузина прислуживала Анне Болейн, когда та занимала эти комнаты до коронации, двадцать лет тому назад. Их отремонтировали специально для нее. А еще миссис Тилни говорит, что Анна жила здесь перед судом.

— Но она была в заключении, — замечаю я. — Как она могла жить во дворце?

— Только сначала, а затем ее переместили в дом коменданта, когда приговорили к смерти. Оттуда она смотрела, как рабочие строят эшафот на Тауэр-грин. В последние ночи они с фрейлинами не могли уснуть из-за этого шума.

Меня охватывает дрожь, несмотря на то, что ночь выдалась теплой.

— Бедняжка. Представить себе не могу, каково ей, должно быть, пришлось. Но говорят, что она мужественно встретила смерть.

— Да, храбрость у нее была, при всех ее недостатках.

— Наверное, с тех пор здесь никто и не спал.

— Только король Эдуард, сударыня. В ночь перед коронацией.

Я сажусь, чтобы миссис Эллен убрала мне волосы.

— Мне тут не нравится, — признаюсь я ей. — Здесь неспокойно. Здесь случилось так много зла. Анна Болейн, Екатерина Говард и эти малолетние принцы, которых уморил Ричард Третий. Айлмер рассказывал мне, что тела так и не нашли; очень может быть, их кости до сих пор лежат где-то здесь. Мне кажется, Тауэр — зловещее место, миссис Эллен. Я буду рада его покинуть.

— Интересно, сколько дней придется здесь провести, прежде чем нам это позволят, — задумывается она. — Может быть, сударыня, самое лучшее — не вспоминать о прошлом. Подумайте о более приятных вещах.

— О каких это приятных вещах? — не понимаю я.

И тут открывается дверь, и входит Гилфорд со свечой в руке.

— Вы можете идти, миссис Эллен, — надменно приказывает он.

Я тотчас понимаю, что он пьян.

— Нет, останьтесь, — велю я.

— Если она не выйдет, как я сказал, я сам ее вышвырну, черт побери! — злобно рычит он.

Я едва заметно киваю — не могу дольше тянуть и должна немедленно с ним разобраться.

С гримасой сострадания на лице, миссис Эллен делает реверанс и спешит выйти вон из комнаты.

Я в гневе оборачиваюсь к мужу.

— Как вы смеете ослушаться моих приказов! — кричу я. — Я не хотела быть королевой, но теперь я королева, и все должны исполнять мою волю! Даже вы!

— Вы забываете, — взвивается он, — что поклялись подчиняться мне, когда нас венчали.

— Что выше — власть мужа или власть монарха? Последнее, безо всяких сомнений. Позвольте вам напомнить, что вы присягали мне на верность.

— Сударыня, — говорит Гилфорд, он хватает меня за руки и щиплет через сорочку, — в этой спальне я ваш муж и господин, и вы будете слушаться меня. Вам понятно? Я требую не более чем свои права как ваш муж, и ни один закон на свете не сможет мне этого запретить. Так что я предлагаю вам смириться и подчиниться. Вы меня слышите?

— Я прекрасно вас слышу, — шиплю я, — и ни при каких обстоятельствах не позволю вам снова надругаться надо мной. Я — ваша королева. По первому же моему слову вон те стражи у дверей выбросят вас отсюда. И тогда весь мир узнает правду о нашем браке. И это не понравится вашему отцу.

Его бледные щеки розовеют от бешенства.

— Весь мир, сударыня, узнает, что вы плохая жена. Вы забываете, что я король Англии и посему имею право на равное уважение и подчинение.

От такой наглости у меня перехватывает дыхание. Вот, значит, куда он метит.

— Нет, Гилфорд, — твердо заявляю я, сдерживая свой гнев, — ты не король и никогда им не станешь, если только я не уполномочу на это парламент, а я никогда этого не сделаю. Но если ты обещаешь оставить меня в покое — и лишь при этом условии, — я, возможно, присвою тебе титул герцога, хотя ты этого и не заслуживаешь.

На мгновение он теряется, но бешенство снова овладевает им, и он, как ребенок, которому не дали игрушку, устраивает безобразную сцену.

— Я стану королем! — вопит он. — И парламент примет акт! Мой отец об этом позаботится!

— О нет, Гилфорд, не станешь, — возражаю я холодно, что еще больше бесит моего супруга. Я знаю, как и он, что здесь меня не переспорить. Даже его отец, при всем своем могуществе, не сможет сделать Гилфорда королем без моего согласия.

Его смазливое лицо искажено гримасой ярости. Он стоит передо мной весь дрожа и затем, к моему омерзению, разражается слезами.

— Я все расскажу матушке! — И он с рыданиями выбегает из спальни.

Я в изнеможении опускаюсь на кровать, не в силах думать о том, что будет дальше. Уснуть — вот все, чего мне хочется. Я отгоню подальше все свои заботы, все преследующие меня страхи и призраки, предавшись сладкому забытью в подушках.