Степан Злобин - По обрывистому пути

Разведка, проведенная классной дамой по кличке Цесарка, которую так, прозвали за неприятно-пронзительный голос, дала начальнице гимназии точные сведения о том, что девочки задумали отнести в больницу букет, для чего уже собраны в классе деньги.

После четвёртого урока Цесарка остановила семиклассниц резким выкриком:

— Mesderaoiselles! — и поднялась на кафедру. — Mesdemoiselles! Je vous prie, ecoutez! [14] Сударыни, прошу! Слушайте! (франц.). — воскликнула она. — Мне известно, что в вашем классе куплен букет для Васениной. De nom de madame la directrice de norte gymnase, baronne [15] От имени директрисы нашей гимназии, баронессы… (франц.). Агнессы Александровны, я объявляю вам, что посещение больницы всем ученицам гимназии решительно за-пре-ще-но! Vous comprenez?! [16] Понимаете?! (франц.).

«Классуха» смотрела на класс испытующе, желая видеть, какое впечатление ее слова произвели на учениц.

— Неужели, rnesdemoiselles, вы, изучавшие православный катехизис, не знаете, что самоубийство есть смертный грех и нарушение православного вероучения?! Неужели вы не понимаете, что покушение на самоубийство безнравственно?! — Цесарка для убедительности постучала костяшками пальцев по кафедре, отбивая тактами слоги последнего слова. — Этот нехристианский поступок бросает тень на наше учебное заведение. Я говорю вам, mesdemoiselles, что мадемуазель Лукерья Васенина, — подчеркнула она «плебейское» имя Луши, — не заслужила приношения цветов, которые есть выражение восхищения и уважения ближних. И я объявляю, — выкрикнула она в заключение, — о тех из вас, которые дерзнули бы нарушить запрет de madame la directrice, будет иметь стожайшее суждение педагогический совет нашего учебного заведения.

Семиклассницы вышли на перемену ещё более возбужденные. Речь «классухи» никого не разубедила в том, что букет должен быть вручен. Но кто дерзнет? Кто рискнёт?

Это Сима придумала отнести в больницу цветы, и мнение всех сошлось теперь на том, что ей, лучшей ученице из класса, это легче других сойдёт с рук.

— Сима, как же нам быть, как ты думаешь? — тихонько спросила Фотину соседка по парте.

Сима пожала плечами.

— Кто как хочет, а я пойду, — твердо и громко сказала она. — Общие деньги на букет у меня, и я его отнесу!

В класс вошёл законоучитель, рослый, высокий и молодой ещё поп, про которого говорили, что баронесса в него влюблена.

Не полагаясь на авторитет Цесарки, начальница задала ему тему сегодняшнего урока.

— Жизнь, дети, — играя цепочкой наперсного креста, заговорил поп сразу после молитвы, — есть высший дар господа бога. Жизнь — украшение мира и восхваление создателя. Сказано: «Всякое дыхание да хвалит господа».

Отец Александр прошелся по классу свободным широким шагом, от которого красиво играли складки его фиолетовой рясы.

Он считался великим мастером проповедей и на уроках нередко поэтически вдохновлялся философией христианства.

— Смерть всего сущего, — любуясь своим голосом, продолжал он, — в руках господа бога нашего, и никто же не нарушит сроки его, самочинством положит пределы. Единый волос не падет с головы человеческой помимо господней воли.

Отец Александр взошел на кафедру и стал против класса, переводя свой взгляд с одного лица на другое. Он любил наблюдать за тем, как его вдохновенное слово проникает в сердце учениц.

— Презреть божий дар, попрать и растоптать его может лишь изверг церкви Христовой! Вот отец ваш и мать ваша, возлюбившие вас с колыбели, в день святого ангела вашего приносят вам дар, ну, подарочек — вазочку, платье, красиво изубранное узором и кружевом, книгу премудрую и высокую, ароматы, цветы… Неужели вы, девочки, оскорбите родителей ваших, бросив на землю и ногой поправ приношение, дары их любви?! С радостью принимаете вы самый малый дар, благодарите и целуете нежных ваших.

Как же назовёте вы тех, кто растопчет дар ближних, любовь их и радость? Изверги семьи своей, гордые и злобные люди только так совершают. Слезы обиды и горечи исторгнет такой человек, из груди своей матери, пренебрегая даром ее любви.

Отец Александр обвел взглядом класс, но взоры девушек спрятались от него и ушли в себя.

— Какое же черствое сердце надо, чтобы в расцвете сил, в юности бросить сладчайший дар господа бога — самую жизнь — и, поддавшись нечистому искушению, растоптать его, небрежа скорбию божией?! — драматично и грозно, играя голосом, возглашал священник, но уже понимал, что его ученицы слышат в его сегодняшней проповеди голос ненавистной «классухи». Ему больше не верили… — Укоризны и отлучения от семьи достойны самоубийцы, в гордыне своей поправшие жизнь. Покаянием и долгой молитвой должны они искупить свой грех и тем возвратить любовь бога и ближних! — уже без вдохновения продолжал поп, чувствуя, что теряет, совсем теряет престиж и доверие.

— А если от горя, батюшка? — спросила Маня Светлова, соседка Симы.

— От горя прибежище — бог, а не смерть, — сурово ответил поп.

— А утешение ближних, любовь? Разве не исцеляют они духовную слабость? — спросила другая девочка.

— Кто на жизнь свою покусился, тому нет ближних. Он ото всех сам отрекся. Ему не нужна любовь! — жестко отрезал поп.

Сима не выдержала.

— Как вам не стыдно? — воскликнула она. — Бог — это любовь, а вы что говорите? Вы же священник!..

— Графа Льва Николаевича начитались, сударыня?! — строго и раздраженно сказал поп. — Граф презирает истинную церковь Христову. Не вероучитель, но лжеучитель и еретик! Кого ты стыдишь, неразумная дева? Пастыря церкви?! Как же придешь ко мне на исповедь?! Как я тебе дам святое причастие?! Стыд и срам!.. Мы здесь, православные христиане, Фотина, и вам с нами в классе не место! Идите из класса. И-ди-те! — строго сказал он. — Подумайте на досуге и помолитесь о ниспослании разума. Идите из класса!

Сима собрала книги и, красная от смущения и охватившего ее гнева, покинула класс…

По пути из гимназии Сима помчалась в цветочный магазин, купила цветов и, выбежав из дверей, столкнулась с Коростелевым.

— Вас мне посылает судьба, Константин Константинович! — против обычая без смущения, которое всегда охватывало её при встрече с журналистом, сказала она. — Проводите, пожалуйста. Меня сейчас поп выгнал из класса…

Услышав обо всем, что творится в гимназии, Коростелев сказал, что он сам готов передать Луше букет от подруг. Но Сима уперлась:

— Нет, Константин Константинович, мне надо самой. Принципиально считаю и отступить не могу.

Коростелев пошел ее проводить в больницу.

До самой палаты Сима держалась, занятая лишь тем, чтобы спасти от мороза букет, но, увидев подругу на койке, с ввалившимися глазами, осунувшуюся и жёлтую, даже с жёлтыми белками глаз, лихорадочную, Сима уронила на её одеяло цветы и разрыдалась. Ей представилось, что букет она принесла уже умершей от яда подруге.