Герман Нагаев - Пионеры Вселенной

– Да, Кибальчич был человеком выдающегося ума. Адвокат, который его защищал, говорил, что в крепости Николай составил проект воздухоплавательного аппарата.

– Правда? – Циолковский даже привстал. – Расскажите! В чем же заключается его идея?

– Объяснить не могу, а только отзывы были в высшей степени похвальные.

– Ах, как жалко… И нельзя узнать?

– Едва ли можно. Проект ведь не был предан гласности.

– И вам Кибальчич ничего не говорил?

– Нет. Не довелось…

– Какая жалость. Может быть, этот проект сослужил бы великую службу человечеству… Вот так у нас в России гибнут не только талантливые люди, но и их идеи… Никому ничего не надо… Я вот пытаюсь кое-что сделать полезное, а надо мной смеются, называют чудаком, лунатиком…

– Вы мечтаете о полете на Луну?

– Мне думается, что человек со временем завоюет все околосолнечное пространство. Надо лишь пробудить к этому интерес, разжечь фантазию ученых и изобретателей.

– Но согласитесь, что от фантазии Жюля Верна до реального полета на Луну еще очень далеко.

– Не спорю. Но Жюль Верн многое предсказал. И предсказал довольно точно… Ну хоть бы взять его подсчеты. Чтоб снаряд преодолел силу земного притяжения и вырвался в пределы Вселенной, нужна начальная скорость в двенадцать тысяч ярдов или одиннадцать тысяч метров в секунду. Это точно! Я сам вычислял…

– А как вы, господин Циолковский, смотрите на гигантскую пушку, которая стреляла по Луне?

– Пушка не годится. Ни одно живое существо не выдержит такого огромного ускорения.

– То есть первого удара?

– Да! Ведь это же в тысячи раз сильнее, чем кувалдой по голове.

– Но ведь Жюль Верн придумал приспособление, смягчающее толчок, – возразил Стрешнев, – и очень оригинальное – воду.

– Вода не спасет. В ней мало пружинящего свойства.

– Вы ставили опыты? – спросил Стрешнев.

– Признаться, нет, но это и так понятно.

– Позвольте мне спросить… Так, случайная мысль… А может, и глупость… Если сырое яйцо положить в воду и кастрюлю бросить на землю – разобьется оно?

– Давайте попробуем! – улыбнулся Циолковский.

– Как, прямо сейчас?

– А зачем откладывать? Вы посидите тут, а я поищу подходящую посуду.

Циолковский вышел и скоро вернулся с сырым яйцом и жестяной банкой из-под кофе.

Они вышли на террасу. В банку положили яйцо и, наполнив ее водой, плотно закрыли. Потом донышко и крышку придавили дощечками и связали их тонкой медной проволокой.

– Ну, полезли на крышу! – предложил Циолковский. – Бросим оттуда.

– Я готов! – согласился Стрешнев.

Они вылезли в слуховое окно, вскарабкались на конек, и Циолковский подбросил банку. Раздался звонкий стук и как бы всплеск. Оба поспешили спуститься и увидели на траве смятую банку без крышки, порванную проволоку, разлетевшиеся в стороны дощечки. В банке, в остатках воды, плавало разбитое яйцо.

– Вы правы, господин Циолковский, – вздохнул Стрешнев.

– Нет, нет, опыт не удался. Ведь банка открылась, и вода вылилась.

– Так как же быть? – спросил Стрешнев.

– Сейчас, подождите минутку.

Циолковский ушел в кухню и вернулся с оловянной кастрюлей, наполненной мутноватой водой, где плавало яйцо.

– Вот теперь все сделаем, как надо. Я добавил в воду соли, чтобы яйцо не лежало на дне, – сказал Циолковский.

Под крышку положили резиновую прокладку, просунули в дужку короткую палку и, привязав ее к ручкам кастрюли, плотно придавили крышку.

– Ну, теперь снова полезли на крышу! – кивнул Циолковский, неся кастрюлю в вытянутых руках. Кастрюля была подброшена высоко вверх и со звоном упала на землю.

Оба поспешно спустились. Кастрюля лежала на боку, слегка промятая. Из нее струилась вода. «Что, если яйцо уцелело?» – подумал Стрешнев и первый развязал веревку, снял крышку.

– Смотрите! Целехонько! Смотрите, господин Циолковский!

– Да, опыт удался, – спокойно сказал Циолковский, – однако он ничего не доказывает.

– Как не доказывает? – удивленно воскликнул Стрешнев.

Циолковский взял Стрешнева под руку, увел в комнату.

– Видите ли, у Жюля Верна в момент выстрела огромной пушки снаряд имел ускорение около трехсот тысяч метров в секунду. Значит, вес каждого предмета в снаряде мгновенно увеличивался в тридцать тысяч раз! Если костюм аэронавта весил, скажем, три фунта, то при выстреле его вес возрос бы до двух тысяч двухсот пятидесяти пудов, и человек был бы раздавлен, как таракан.

– Что вы говорите? Это страшно.

– Такова арифметика, господин Стрешнев. Тут никакая вода спасти не может. Наш опыт – просто шутка.

– Да… жалко… Я думал, что он может пригодиться, – сказал Стрешнев и взял фуражку.

– Как, вы собираетесь уходить? А чаю? Я познакомлю вас с женой, с тестем…

– Буду рад, но лучше в другой раз… И так оторвал вас от дел… Да и спешу…

– Очень жаль, господин Стрешнев, но надеюсь, что вы скоро заглянете снова?

– Непременно! Мне было необычайно приятно познакомиться с вами поближе, господин Циолковский.

– Зовите меня просто Константин Эдуардович.

– Прекрасно! А меня – Сергей Андреевич. До встречи, Константин Эдуардович!

Циолковский проводил гостя за ворота, дружески пожал руку.

– Если сможете – заходите, Сергей Андреич. Буду рад!

На крылечке стояла невысокая, молоденькая женщина в пестрой кофточке, подбирая выбившиеся из-под косынки темно-русые волосы. Ее голубые уставшие глаза смотрели с любопытством.

– Костенька! Что это за господин был у тебя? – спросила она, когда Циолковский закрыл калитку.

– Это учитель гимназии из Петербурга, Сергей Андреевич Стрешнев.

– Батюшки! А ты с ним на крышу лазил… Хорошую кастрюлю испортили… Что он теперь подумает?

– Ничего, Варенька, ничего плохого Сергей Андреич подумать не может. Это человек передовой, просвещенный… Знаешь, почему он здесь?

– Нет, почему же?

Циолковский поднес палец к губам.

– В ссылке, как политический… Был причастен к народовольцам, которые казнили царя.

– Ой, Костенька, – испуганно зашептала Варенька, – а ты с ним… Как бы не нажить беды? Ведь могут из училища уволить?

– Он сам будет служить в нашем училище. Бояться нечего.

– Слава богу, если так… А все-таки надо бы с папой поговорить… Как бы он тебя в политику не вовлек. О чем вы говорили?

– Так… Опыт ставили. Потому и пострадала твоя кастрюля. Но я ее выправлю, не беспокойся… А ты видела гостя?

– Видела. Такой представительный, интересный.

– Скоро к нему приедет жена – составится у нас компания – будем кататься на лодках.

– Ну, куда мне, Костенька… Слышишь, кажется, Любаша проснулась… побегу ее кормить.