Владилен Машковцев - Золотой цветок - одолень

Толпа загудела мятежно:

— Бей по шеям дозорных! Смерть Соломину и Журавлеву! Нарушают казачьи обычаи!

Меркульев снял с дозора и Прохора, и Панюшку. Судьей боя и главой дозорных выбрали Михая Балду. Он взял поданный ему пистоль, подошел к загороди с красным быком. Но не находилось больше охотников померяться силой с поросом. До какого же бессилия и позора докатился Яик! Нет больше Ильи Коровина! Нет Богудая Телегина! Нет Микиты Бугая! Остались одни слабаки и трусы!

Соломон поднял руку:

— Я согласен узе, казаки, выйти на битву с быком!

Все засмеялись, а Михай Балда схватил шинкаря и забросил его в загородь к быку. Порос сразу бросился на шинкаря. Соломон бегал от него по загону, увиливал от ударов, падал. Едва успел шинкарь выползти под жердь на четвереньках. Бык сноровился, однако, поддать шутнику лбом под зад.

Меркульев обливался слезами от смеха. Толпа ревела от восторга. Давно не было такого общего веселья. Фарида била Михая Балду по щекам. Соломон отряхивался.

— Казаки, вы узе не выслушали меня до конца. Я согласен драться с вон тем быком, которому Прохор Соломин голову отрубил... Но позвольте мне торговать вином. Я буду продавать дешевле!

Казаки умаслились, поразмялись и снова окружили загородь с красным красавцем. Ряженый уже не обращался к народу за пожертвованиями. Шапка была полна золота. А Меркульев беспокоился. На бой с быком никто не выходил.

— Неуж игрища закончатся таким позором? Нет, я тогдась сам выйду. Тряхну стариной!

На какое-то время толпу отвлек еще и Ермошка. Он нырнул к быку в загородь и вскочил ему на спину. Оседлал, будто коня. Порос брыкался, подбрасывал зад, носился с ревом по загону, но сбросить наездника не мог. Ермошка сам спрыгнул с хребта и убежал.

Спас игрища по-казачьи кузнец. Кузьма поклонился миру, перекрестился и полез под жердь загороди.

Меркульев крикнул:

— Погоди, Кузьма! Я к быку подойду! Я хочу свалить страшилу!

Михай Балда оттолкнул атамана:

— Раньше потребно было кричать! Не мешай!

Бык взревел, глаза его налились кровью. Копыто ударило по земле так, что птицы взлетели с деревьев испуганно. Но бой продолжался одно мгновение. Никто и не насладился даже остротой борьбы. Кузьма ухватил пороса за бодалы, крякнул. И хрустнули утробно бычьи позвонки. И упал зверь с хрипом на землю под рев толпы и лай собак. Ряженый подошел к победителю.

— Принимай казну!

Кузьма пересыпал золото в свою мошну, пересчитал, один подозрительный динар попробовал на зуб.

— Мне-то дай, — протянул руку ряженый.

Кузнец порылся в калите, достал серебро...

— На кувшин вина тебе достаточно.

— Я тебе цельную шапку собрал, а ты мне и червонца не дал, — обиделся ряженый.

— Так ить ты промотаешь. Да и сыпнул ты уже горсть золотых из шапки в свою штанину. Видел я. В тот миг, когда бык заваливался, ты и хапнул!

— Не возводи поклеп, Кузьма! Всему миру известно, что я человек честный и благонравный! — подбоченился с вызовом ряженый.

Подошел Меркульев, тронул кузнеца за локоть:

— Треба погутарить мне сурьезно с тобой, Кузьма.

Атаман и кузнец отошли от сборища подальше. Меркульев спросил неожиданно:

— Скажи, Кузьма, кто у нас на Яике ведает, где схоронена утайная войсковая казна?

— Кто ведает? — переспросил Кузьма. — Как это кто? — Было видно, что кузнец не может ответить на вопрос...

Меркульев говорил, грызя травинку:

— Я не ходил с вами к Магнит-горе. И дороги туда не знаю даже. Я не ведаю, где вы спрятали сокровище! По рисунку его можнучи найти?

— Нет, Игнат! Клад не обнаружить, пожалуй, по рисунку. Потребно глазами знать место.

— Так ответь мне, Кузьма: кто сейчас на Яике знает глазами, где лежит наше несметное богатство... Кто?

Кузнец начал заикаться. Лоб его заблестел испариной. Он перебирал в памяти есаулов, с которыми ходил на Магнит-гору.

— Не тщись! — сказал Меркульев. — В морском походе у нас погибли Илья Коровин, Сергунь Ветров, братья Яковлевы, Андриян Шаленков. Тимофея Смеющева мы потеряли в Астрахани. Матвей Москвин оказался царским дозорщиком. И слава богу, застрелился. Силантия Собакина, который передал нам казну, зарезал сын. Василя Скворцова отравила Зоида. Охрим помер где-то в Азове от укуса бешеной крысы. Богудай Телегин утоп в проруби. Хорунжего изрубили ордынцы. Об утайной казне теперь никто не ведает!

Кузнец уставился оторопно на Меркульева:

— Господи! Я ить один в живых остался! Боле никого нет. Герасим Добряк не знает про сокровище. Как же так получилось, Игнат! Я ить не догадывался об этом! Не задумывался!

Меркульев усмехнулся:

— А ежли бы тебя сейчас бык боданул до смерти? Ась, Кузьма? И пропала бы наша казна?!

— Что же делать, атаман? Потребно признаться новым есаулам. Скажем про утайное сокровище Прохору Соломину, Панюшке Журавлеву, писарю Сеньке... Я их свожу на челнах к Магнит-горе, покажу схорон...

— Нет, Кузьма! К новым есаулам надо присмотреться. Пока мы ничего не откроем! А ты вот собирайся на челнах к Магнит-горе. Возьми своего Бориску. И моего сынка Федоску. Покажи отрокам схороны. Нам с тобой седина в бороду бьет. Мы и помереть могем. Потребно уперед глядеть на сто лет.

— Я завтра же уйду по реке, Игнат. На трех челнах. А Ермошку мне можно взять, атаман? Кажись, ему не опасно открыть утай казачий.

Меркульев покачал головой:

— Доверить утай Ермолаю можнучи. Но он не пойдет с тобой к Магнит-горе. Плохо ты знаешь своего молотобойца. Ермошка ринется на днях в поход с Нечаем на Хиву. И ничто его не удержит. Так что бери токмо двух отроков: Бориса и Федоску. И ни пуха ни пера! Ветра вам попутного в задницу!

Писарь метался по избе суматошно: хватал то саблю, то пистоль, то мясоруб. Жену свою он отправил к Соломону:

— Иди, у меня важные и утайные дела! Ты мне мешаешь! Пшла вон!

Циля собралась покорно, но глянула с порога как-то уж очень пристально. Сенька выпил кринку молока, присел на лавку.

— Как же убить знахарку? Чем убить? Нелепо тащиться через городок с саблей. Люди обратят внимание. И пистоль ни к чему. Вдруг не выстрелит? Порох сыроват бывает, подводит запал. И грохот выстрела могут услышать соседи, прохожие. Лучше всего рубануть старуху по башке мясорубом! Топор ведь можно сунуть за пояс, прикрыть полой кафтана. И так вот пройти спокойно через станицу. Ведьму потребно убить обязательно. И сегодня же, сейчас! Нельзя откладывать убийство даже на один день. Да, я прикончу ее топором!

Сенька сунул мясоруб за пазуху, прижал конец топорища нижним кушаком, запахнул кафтан. Очень даже прелестно. Ничего не видно со стороны. Господи, как все глупо! Безграмотная баба Дарья Меркульева почти разоблачила его. Поистине — на всякого хитреца довольно простоты. Он был на волоске от гибели. И убедился в этом окончательно, когда зашел после игрищ к бабке Евдокии. Ерема Голодранец уже ухромал домой от знахарки.