Райдо Витич - Противостояние

Они не щадили себя и не собирались щадить врага.

В сентябре советские войска рвались к Гомелю, Донбассу. Восьмого сентября был взят Мариуполь, пятнадцатого Нежин. Освобождение Украины и Белоруссии казалось делом ближайшего времени. А там Запад и Берлин. Еще чуть-чуть, еще совсем немного и нужно успеть.

— Каждый, кто первым ступит на тот берег Десны, получит орден Суворова, — объявил приказ Ставки командирам Санин.

Мужчины переглянулись — ставки растут, поощрения сыплются, как из рога изобилия. Еще летом объявили, что за каждый подбитый танк солдат получит пятьсот рублей, а теперь еще и ордена сулят. Здорово.

Коля же поморщился: стимул хорош, но главный стимул, что движет живой силой армий на тот берег и вперед, вперед из последних сил — земля родная. Может специально, может нет, но его батальон укомплектовали в большинстве своем теми, у кого родной дом, семьи были на той стороне реки. И главной наградой для них было дойти до родного крыльца, обнять мать или жену, знать, что дом стоит и дети живы.

Поэтому дважды повторять задачу, поставленную перед батальоном, не пришлось.

Они не выходили из боев три месяца, но никто не жаловался и, солдат не нужно было поднимать в атаку, несмотря на жестокий заслон фашистов. Здесь, на берегах Днепра и Десны схлестнулись две силы — доведенный до апогея отчаянья и ненависти человек и зверь, который рыча и огрызаясь не хотел уходить из обжитых нор. Он еще кусался авиацией и танками, но вся его мощь только раздражала, но уже не страшила.

"Катюши" пригладив тот берег, дали ход пехоте. Солдаты гибли на переправе, усыпали телами берег. Укрепления немцев были сильными и подбираться к ним было сложно, взятие стоило жизней и жизней.

Батальон встретили массированным обстрелом. Пыль, грязь, песок смешивались с останками тел, разорванных снарядами, кровью, водой и потом.

Санина зацепило на берегу, чиркнуло осколком по голове, вжало в песок и майор долго не мог понять, где находится. Очухался — прибрежную полосу густо поливали минометные очереди. Грозя попасть под пулю, метались сестры, только куда оттаскивать раненых?

Николай толкнул Светлану под кручу у берега, накрыл собой, спасая от пуль. И заорал:

— Здесь лежи, дура!

— Ты ранен!…

Он отмахнулся, рванул вверх. Очередь прошила у ног, чудом не задев его. Упал. Слева, справа прижатые к земле бойцы, переглядываются, соображают, что делать.

— Главное зацепиться!! Доты уничтожить!! — приказал.

— Дык их возьми, товарищу майор, — просипел пожилой солдат справа. — Вона злыдни поливают як.

— Струхнул?! А ну, вперед!!!

"Главное закрепится, главное — закрепится!" — бежал и кричал, но про себя или вслух, не понимал.

Доты закидывали гранатами. Бойцы вставали и падали. Николай рвался к траншее. Те кому удалось прорваться уже с рыком и матом давили фрицев прямо в окопах, кого прикладами, кого очередями, кого голыми руками душили. Санин очередью снял здорового немца, что почти подмял под себя связиста. Рывком поднял парня за шиворот и заорал:

— Связь!! Здесь без тебя обойдемся!! Давай!!

А как его зовут — вспомнить не мог. Слева очередь, только пригнуться успел и солдата на дно окопа толкнуть.

— Ах, ты, падла!! — дал кто-то ответный залп.

Стихло. То там, то тут еще добивали немцев, но рубеж был взят.

Бойцы в себя приходили, отдыхивались, утирая лица. Кто-то еще пинал уже мертвые тела фашистов, кто-то просто сидел на дне окопа и смотрел в небо.

— Связь!! Грызов где?!! — кричал Николай, чувствуя, как звенит в ухе. Контузило все-таки мать их всех!

Федор подбежал, грязный как черт. Впрочем, все больше на чертей походили.

— Всех кто остался по копам рассредоточить и в полной готовности! — схватил его за пагоны Николай. — Немцы, уверен, попытаются нас выбить. Держаться капитан! Держаться!!

А сам на ногах еле стоял, шатало и мотало.

— Сестру!! — закричал Грызов и подхватил майора, усадил на землю. Николай еще пытался что-то сказать, но сознание плавало. Его усилие встать и отдать приказ, доконало его. Санин потерял сознание.

Он плохо помнил, как его тащили, и не понимал куда, и как оказался в чистой палате вместо грязи окопной — тоже. Вместо визга пуль и взрывов кто-то почти нежно счищал кожуру с яблока.

Коля не мигая смотрел как ползет летной зеленоватая кожица, оголяя зерненную мякоть и вздохнул, чувствуя, что сейчас слюной захлебнется. Уставился на «чистильщика».

— Вася? Голушко!

Вот уж кого не ожидал увидеть.

— Так я, — заулыбался ему мужчина. — Точно. Узнали. А сестричка мне баяла — вряд ли, контузия мол, не шуточная.

Николай голову потрогал — не чувствовал ни боли, ни головокружения, наоборот легкость какая-то, даже бодрость. Какая контузия?

— А ребята где? — вспомнил — зрачки расширились и глаза черными стали. — Батальон?!

Он же боя ждал! А их там на пересчет, кто оружие держал! Доты взяли, а закрепится? Закрепиться?! Какая сволочь отправила его в санбат?!!

Выгнуло мужчину, закричал. Голушко насилу удержал:

— Тише, Коля, тише. Подкрепление вашим пришло, вот те крест.

Санин тяжело дыша, смотрел на него и ничего в толк взять не мог:

— Откуда знаешь? — прохрипел.

— Так я санитаром здесь, — усмехнулся невесело. — Солдатиков грузил. Слышал.

— Какой санитар, лейтенант? Охренел, Вася?

Мужчина яблоко ему в руку вложил:

— Ты кушай, Коля, молодой, поправляться надо, — и вздохнул, руки на коленях сложив, уставился перед собой.

— Вась? — щурил глаз Санин. — Почему санитар? Ты чего, Голушко?

Мужчина молча выказал культю ноги на деревяшке, откинув полу выцветшего больничного халата.

— Постой, — потянул бледнея Николай, глаз с лица Василия не спуская: доходило медленно и тяжело. Не принималось. — Ты же… Легкое ранение.

— Легкое, — кивнул. — Грязь попала, гангрена. Ампутировали. Вот, прыгаю. Домой-то никак, я ж Житомирский, а там немец еще сидит. А и чего я в тылу не видал. Тут остался. Какая-никакая, а помощь от меня. Тебя вот встретил.

Николая к стене отвернул голову, яблоко из ладони выпустил, оно бы на пол упала — Вася подхватил.

— Ну, чего ты, а? Сестричку кликнуть?

— Ничего, Вася.

— Тошно?

Он его успокаивает! Он, калека, инвалид без ноги, его, здорового, с руками, ногами!

Вася, Василий…Господи!

И глаза рукой накрыл: дошел до точки, Бога поминать начал!

— Ты скушай яблочко-то, комбат, скушай, — вложил ему опять в ладонь заботливо очищенный плод и, завыть Николаю от этого беспокойства за него хотелось.

Что же это твориться? Сколько можно? Предел-то когда?

— Ты кушай, витамины оно полезно. Ты не серчай на меня, Коля, если что, как брат ты мне стал. Вот выпишешься, немца опять гнать пойдешь, так заходи к жинке моей, а может, и после войны приезжай. Голушко с Конной все знают, спроси только — дом покажут. Я рад буду.