Тулепберген Каипбергенов - Непонятные

Ерназар обрадовался, когда оказался рядом с Нур-лыбеком, но на ум почему-то пришли нежные слова Гулзибы: «Мой палван», — и он, в который уж раз, вообразил, что относились эти слова к Нурлыбеку. Ревность холодной змеей зашевелилась в сердце Ерназара.

— Держись, Нурлыбек! Если ты победишь, я открою тебе одну тайну. Она сделает тебя счастливым.

— Не томите, скажите сразу, я тогда обязательно возьму приз!

— Гулзиба любит тебя…

— Ой, правда? Ради Гулзибы весь мир можно победить! — засиял Нурлыбек.

На середину площади вышел иранский борец. Он был среднего роста, весь будто отлитый из металла. Он не нацепил на руки и ноги, как это делали обычно дворцовые палваны, колокольчики. И без их звона он привлекал к себе всеобщее внимание своей тигриной, плавной походкой, движениями, таящими угрозу, перемещениями по кругу, которыми он словно гипнотизировал зрителей. Глашатай объявил, что иранец не проиграл ни одного боя и находился на первом месте… Затем на арену вызвали Нурлыбека, холодно назвав его имя — и только. Хан подозвал к себе Аскар-бия, который скромно затерялся в толпе биев. По глазам хана Аскар-бий понял, что тот в победу Нурлыбека не верит.

Иранец мгновенно раскусил своего противника: силен, очень силен, но совсем неопытен; он применил несколько приемов, которые подтвердили догадку, — этого наивного палвана можно было взять голыми руками… Иранец покружил, покружил вокруг Нурлыбека, мол ниеносно схватил его за голову и сделал незаметно? резкое движение. Нурлыбек обмяк и рухнул бездыхан ный. Ерназар в два прыжка очутился рядом с иранцеч и нанес ему тяжелый удар.

Зрители взревели; опасаясь, как бы не поднялась драка и народ не рассчитался сам с коварным и жестоким иранцем, судьи поспешили унести мертвого Нур-лыбека. Иранец, оправившись от удара, смотрел, как разъяренный тигр, вслед Ерназару, которого судьи выталкивали к площади.

— Разрешите мне! Мне разрешите! Ради крови молодого палвана! Ради Хорезма, где я народился на свет божий!.. — умолял Ерназар судей.

— Кто это? — удивился хан.

— Наш великий хан, это и есть Ерназар-палван! — поспешил сообщить Аскар-бий.

Уж больно он худой! Хотя сила есть… Был у него наставник?

— Был. Казахский палван!

— А многие казахские палваны выбирают себе наставников из русских! — вклинился между ханом и Аскар-бием главный визирь.

Пусть борется! — даже бровью не повел хан. — Что будет, он сам этого хотел!..

Глашатай выкрикнул имя Ерназара.

Иранец, поводя налившимися кровью и злобой глазами, широко расставил ноги, заиграл железными мускулами и заскрипел зубами… Потом медленно двинулся на Ерназара.

Ерназар для начала избрал оборону; ему было важно как можно сильнее разъярить и тем самым еще больше измотать противника. Вся площадь замерла, желая победы джигиту, не убоявшемуся этого тигра в обличье человека, страстно желая победы сыну Хорезма. Ерназар ловко увернулся от выпада иранца… еще, еще раз. Вот иранец потерял равновесие, чуть не упал. Толпа стала воодушевляться, выкрикивать Ерназару слова одобрения. У хана тоже вырвалось: «Давай, давай, Ерназар-джан!»

Палваны боролись, сцепившись как два козла, до самого вечера, но никто из них не смог одолеть другого. С наступлением сумерек хан поманил глашатаев пальцем и повелел объявить народу, что поединок будет продолжен завтра.

Слух о борьбе Ерназар-палваиа и иранца успел облететь Хиву; весь город, казалось, потянулся на площадь; зрители загодя занимали места, не расходились всю ночь. Разговорам, подробным до мельчайших деталей рассказам о том, как шло единоборство накануне, не было конца. Никогда прежде в Хиве не произносились так часто, как в ту ночь, слово «каракалпак» и имя «Ерназар». И стар, и млад, и хивинец, и каракалпак, и богатый, и бедный — все, кто прибыл сюда из Хорезмской низменности, жаждали победы Ерназара… Мулла и тот, призывая мусульман к утренней молитве, вознес к аллаху мольбу, чтобы он послал победу Ерназару.

Утром поединок возобновился. Было заметно: палваны устали, притомились, но тем не менее рвутся в бой. С иранца постепенно начала спадать спесь: он теперь больше походил не на тигра, а на огромного взъерошенного кота; он стал осторожнее и медлительнее. Ерназар действовал с умом: он захватывал иранца издали, наносил удары наверняка; чем чаще и точнее бил он по ногам иранца, испуская боевой рык, тем энергичнее и дружнее вторила ему ревом толпа, тем громче и веселее воздух оглашался: «Ха, Ерназар! Ха, каракалпак!»

В полдень соперники были такими мокрыми, будто их только что вытащили из воды. Они начали спотыкаться, покачиваться. И вдруг Ерназар с криком «ап!» как молния ринулся к иранцу. Ноги иранца оторвались от земли, и он поплыл по воздуху в неразъемных объятиях Ерназара. Ерназар поднес побежденного противника к хану и бросил прямо к ногам. Иранец рухнул, как подрубленное дерево.

Минуту стояла мертвая тишина, потом она взорвалась криками: «Слава Ерназару!» Люди плакали от радости, смеялись, били в ладоши; в глазах хана блеснули слезы.

Аскар-бий не в силах был усидеть на месте, его распирала гордость. Он снял с плеча шубу из меха ягненка и набросил на Ерназара. Ерназар поклонился хану.

— Халат бия! — коротко бросил хан.

Принесли халат из блестящей красной ткани и накинули его на Ерназара прямо поверх шубы.

— Ха, палван-каракалпак! Глаза у тебя большие, а взгляд грозный и неприязненный. Поэтому отныне будем-ка мы величать тебя «Алакоз-палван». Ты под держал и преумножил славу великого Хорезма! За это я жалую тебе бийство.

— Я ваш раб, наш досточтимый хан! — Ерназар приложил руку к груди и поклонился еще ниже. — У меня есть просьба…

— Излагай смелее!

— Вместо этой великой вашей щедрости я хочу попросить о другой. Освободите из зиндана русского, Гру-шина, с которым я был вместе…

Воодушевленный хан не стал долго раздумывать:

— Будь по-твоему! Освободить!

Главный визирь и ахун не успели предотвратить этот приказ. Ахун все-таки осмелился и прошипел:

— Наш великий хан! Но вы же собирались повесить этих людей! Чтобы устрашить наших врагов!..

Хан отмахнулся от него и приказал нукерам:

— Выполняйте!

Из толпы выбрался Сержанбай, коснулся трижды лбом земли у ног хана.

— Наш великий хан, разрешите мне преподнести Алакозу шубу! От вашего имени преподнести! Потому что я, ваш покорный раб, удостоился счастья лицезреть вас благодаря этому палвану.

Хан милостиво шевельнул бровью. Сержанбай тотчас же нырнул обратно в толпу и вынырнул уже с новехонькой меховой шубой на руках.

— Вот, Ерназарджан, для тебя купил! На деньги, вырученные за трех коров! Пусть эта шуба не знает сноса!..

Щедрость Сержанбая, который слыл скуповатым, немало изумила Ерназара. Из-за спины бая показался принаряженный Тенел и робко протянул палвану платок, вышитый шелком.