Тулепберген Каипбергенов - Непонятные

Каракум-ишану суждено было в тот день получить еще одну страшную весть. Из Хивы прискакал на взмыленном коне гонец с сообщением о гибели хивинского хана. Ишан опять воскликнул: «Не может быть!»- но всего один раз и тут же добавил со скорбной миной:

— Ненаглядный наш хан мудрый был, великий человек!

От чтения поминальной молитвы по усопшему хану ишан, сославшись на нездоровье, решил за благо уклониться. Он не мог предугадать, как новый владыка отнесется к его стенаниям и скорби. А вдруг неодобрительно?

Каракум-ишан снарядил двух суфи к Ерназару и Зарлыку с наказом вынюхать, как и что происходит у них на самом деле, отпустил всех остальных. «Как бы рассорить каракалпакских биев, половчее подлить масла в очаг их неутихающих, постоянно воспламеняющихся разногласий, — размышлял он. — Как?..» За этим занятием и застал ишана Касым-вор. Вид его был ужасен: одичалый, грязный, обросший волосами, — не волосы, а сухая, пыльная трава, выросшая на бросовом поле.

— У тебя было оперенье орла! Где оно?.. Впрочем, ясно — полет твой напоминает полет ворона! — напустился на Касыма ишан.

— Почему, мой ишан?! — растерялся Касым.

— В мире тысячи людей, которые могли бы тебе позавидовать! Ты полный хозяин большого караванного пути! Твои грехи, ты это знаешь, не страшны для тебя: их простит бог и прощу я! Руки у тебя развязаны для любых действий, угодных мне! Однако Зарлык и Геи-жемурат благополучно добрались до дома! Это может вскорости лишить тебя, драгоценный мой, не только твоего «царства», твоих владений, но и головы. Осознаешь ли ты это?

— Виноват, мой ишан! Но, но… я находился в тот момент среди казахских биев! Тех, которые настроены к русским враждебно. Вы же сами велели крепить с ними отношения… Они сообщили мне, что война между русскими и турками продолжается и конца ей вроде не видно.

У Касыма кончик носа побелел, а сам он покрылся холодной испариной: ему было и страшно, и неловко…

— Ладно, не трясись, я тебя прощаю. Ворон, хоть четырежды облетит мир, все равно останется вороном… Чем удалось разжиться?

— У двух торговых караванов я отбил золото, мой ишан. Хурджун наберется! — похвастался Касым.

— Вот это хорошо!

— Есть еще одна новость: я повстречал в лесу одного дровосека. С перепугу он болтал что-то насчет Зарлыка. Дескать, они объявили его ханом! Наверно, сбрехнул со страху!

— Когда собираются много слепых, то принимают за хана одного кривого!

— Ох, рассмешили вы меня, мой дражайший ишан! Слепые… кривого! — Касым согнулся, схватившись за живот.

— Смеяться будешь, когда не останется в живых Зарлыка и Алакоза!

— Может, мне самому разделаться с ними? Темной ночкой, а?

— Погоди! Они сами себе шеи сломают! А ты лучше бди хорошенько на своей тропе!

— Прощайте, мой ишан! До новых, радостных встреч! — Пятясь, Касым удалился.

Ишан вынул из хурджуна горсть золота, полюбовался его блеском. Он почувствовал себя легко и привольно, как птица. На следующий же день он поспешил в Хиву.

Во дворце уже хозяйничал новый хан — брат хана покойного. Во дворце царили тревога и ожидание.

Главный визирь, позабыв о своих обидах, тотчас же начал изливаться ишану:

— Ох, боюсь я! Боюсь остаться не у дел… Раньше как бывало? Древесина у дерева горькая, но плоды дерево давало сладкие! У нового хана, по всему заметно, и сердцевина горькая, и плоды будут горькие!

— Разве дерево нельзя срубить?

— Моих сил на это не хватит!

— Для начала представьте меня новому хану! — многозначительно подмигнул ишан главному визирю.

Хан встретил ишана холодно, с первых же слов предупредив его, что докладывать, излагать следует лишь самую суть. Ишан был обескуражен подобным приемом, но произнес спокойно:

— Обожаемый наш владыка! Вам известно: на одном лице имеется два глаза, однако им не суждено друг друга видеть. В Хорезме объявилось второе ханство. А едином неделимом Хорезме — два ханства!..

Нельзя примириться с этим. Обычно бывает так: кого-нибудь пригреешь, насытишь, так он становится верным псом, преданным защитником твоим. Хива только что насытила, облагодетельствовала каракалпаков!..

Они проявили черную неблагодарность. Мало того — решили проложить большой канал, собираются осваивать новые земли! Видите ли, сами себя хотят насытить, прокормить!

— Вы повторяете то, что мне известно!

— О наш великий хан! Перья не могут быть обременительны для птицы. Вот — птица Семург, каракалпаки же ваши перья! Если они оторвутся и перелетят в русское царство, вы не только останетесь с полупустой казной — вы не сможете летать!

— Без загадок, без присказок! Говорите проще, изъясняйтесь прямее!

— Дорогой наш хан! Необходимо уничтожить новоявленное самозваное ханство каракалпаков! — без обиняков заявил ишан. — Они посылали людей в русское царство! С прошением! Русские закончат войну и обезглавят вас, владыку великой мусульманской державы! Вас, светоча ислама на Востоке!

— Мой ишан, по мне так: тысяча обжор лучше, чем один болтун, — процедил сквозь зубы хан.

Каракум-ишан вскочил как ужаленный. Забыв об этикете, он закричал непочтительно:

— Вам, конечно, самому выбирать — жизнь или смерть! Но неужели вам не ясно, что Зарлык и Алакоз приведут сюда своих соколов и они учинят здесь расправу над хивинцами? Вроде той, что учинили над Фазылом — бедным, верным слугой Хивы?

— Ишан, возьмите себя в руки. И подумайте… На огромном верблюде ездит всего-навсего человек! Один человек, человечек! Зачем же нам гнать наших нукеров из Хивы против Алакоза? Не резоннее ли каким-нибудь образом превратить этого выскочку в верблюда и преспокойно оседлать его?

— Он очень хитер, этот выскочка! Он не верблюд — он лисица, уже отведавшая, что такое капкан!

— На поход нужны деньги. После мервского похода казна наша опустела.

— Великий хан! На то мы и слуги ваши верные, чтобы угождать вам! Я… у меня имеется золото для вашей казны!

Хан, словно подсолнух за солнцем, следовал взглядом за каждым жестом, каждым движением ишана. От этого человека будто исходил блеск золота.

В армии Михайлов получил чин сотника и взял к себе Тенела и Каллибека денщиками.

После боев сотня Михайлова заняла выгодную позицию в горном ущелье и стала готовиться к отражению новых атак неприятеля. Турки затаились, выжидали…

В сотню Михайлова влились ополченцы из местного населения. Это были представители малых кавказских народностей. Так как наступила небольшая передышка, солдаты почувствовали себя свободнее, повеселели, принялись ближе знакомиться друг с другом. Не отставали от всех и Тенел с Каллибеком.

Однажды юноши забрались на большой выступ горы и наблюдали оттуда за лошадьми, мирно пасущимися на полянке в долине.