Тулепберген Каипбергенов - Непонятные

— Я познакомился, Тенел, с одним калмыком, разговорился с ним, сказал, что в наших дастанах почему-то главные враги всегда калмыки. Поинтересовался: а как, мол, у них? Может, каракалпаки самые главные злодеи? Знаешь, что он мне ответил? «Что ты! У нас даже никому не известно, что такой народ существует… А в дастанах тем более — ни словечка о каракалпаках не упоминается!..» Мне стало так стыдно, так неловко! Чуть сквозь землю не провалился!..

— Народ прославляют герои и мудрецы. Значит, у нас еще не было героев и мудрецов, достойных громкой славы!.. А меня, Каллибек, другое удивило. Балкары и карачаевцы говорят почти как мы. Их еще меньше, чем нас, каракалпаков.

— Калмыков тоже не больше нас… Тенел, я беседовал с одним осетином. Он мусульманин. Осетины тоже, оказывается, просили в давние времена помощи у русского царя. Он заставил их поклясться, что они примут православную веру, если Россия примет их в свое подданство. Поэтому-то половина осетин — мусульмане, половина — христиане.

— Значит, русский царь не сдержал свое обещание, потому что Маман-бий не вступил в русскую веру?

У подножия горы запылал костер, вокруг него собирались солдаты. Слышался смех, веселые голоса. Каллибек и Тенел вмиг спустились с горы и очутились в людской гуще… К солдатам присоединился Михайлов с офицерами; один из них попросил солдат: «А ну, братцы, покажите-ка нам свое искусство, спойте, спляшите!..» Зазвучали песни, в отблеске костра замелькали фигуры танцоров. Музыка, язык, танцы были непохожи один на другой, но солдаты, собравшись в круг, сияли, хлопали в такт ладошами, подбадривали товарищей возгласами, даже пробовали подпевать… Когда очередь дошла до Тенела и Каллибека, они не стали долго себя упрашивать. Каллибек спел песню о страданиях и муках, которые уготавливает для человека судьба. Звонкий голос Тенела славил радость и красоту мира.

К заходу солнца веселье и пение стихли; солдаты заняли свои позиции, дозорные посты. Михайлов отдал необходимые распоряжения и отправился на свой пост — на вершину холма. Каллибек и Тенел снова забрались на выступ горы.

— На этой войне… что тебя больше всего на ней поразило? — тихонько спросил Каялибек у Тенела.

— Богатырское единство русских, их храбрость. Они не щадят жизни ради России. А тебя?

— Здесь, среди русских, тоже много несправедливости… Русские никак не могут одолеть турок. В Крыму много земли захвачено турками…

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Тенел.

Каллибек замялся.

— Враг превосходит русских. Турецкие ружья стреляют лучше и дальше, флот у турок сильнее. Мы с тобой принадлежим к маленькому народу. Если бы в руках у джигитов наших были ружья, как у турок, мы тоже, наверное, могли бы одолеть любую армию… — Каллибек замолчал, почувствовав отчуждение Тенела. — Когда Ерназар-ага посылал нас с Михайловым, что он имел в виду? Силу русских! Он нам, помнишь, на прощание советовал: «Обучайтесь самым передовым наукам и возвращайтесь домой!..» Я думаю, учиться-то нам следует не у русских! А у турок…

— И ружья у турок, и флот — английские да французские! — строго поправил его Тенел.

— Служат-то они туркам! — запротестовал Кал-либек.

— Как же можно учиться у тех, против кого воюешь? У врагов?

— Какие они враги?.. И зачем нам воевать против мусульман? Не лучше ли перебраться к ним? — Калли-бек метнул на Тенела острый, проницательный взгляд.

— Ты что, разума лишился? — рассердился Тенел.

— Нет, наоборот! Я поумнел! Пусть хоть один из нас получит настоящие знания, самые новинки постигнет! Это принесет настоящую пользу для нашего слабого и несчастного народа, о котором даже калмыки никогда не слыхали! Славу народу создают мудрецы…

— Если ты перебежишь к врагу, то мы знаешь как прославимся? «Каракалпаки — народ продажный, склонный к предательству!»- вот как!

— Голодная собака всегда ворует! Мы с тобой, Тенел, голодные собаки, и страна наша голодная.

— Мы голодны, мы голы и босы — это верно! Однако, если бедному и босому надели на ноги сапоги, он не должен оставлять на земле следы босых ног! Нельзя это забывать. Мы уже начинаем ходить в сапогах, которые нам дали, понимаешь, подарили от щедрости души бескорыстные люди! Такие, как Михайлов!.. Нас здесь двое земляков, и мы должны держаться вместе, хранить дружбу и согласие! Должны…

— Без силы и без просвещения ничего не может быть! Ни дружбы, ни согласия, ни единства у нашего народа! Я хочу уйти отсюда ради будущего! Будущего нашего народа, пойми это! Если у тебя в руках золотой ключ, перед тобой откроются все двери! Наука — вот настоящий золотой ключ! Я отправляюсь за ним…

— Если ты уйдешь, ты опозоришь перед русскими Ерназара-ага, его будут считать вожаком предателей! Предупреждаю: если ты только попытаешься… я, я… пристрелю тебя!

— Не будь смешным, наивным! Вспомни, ходила молва, что Каракум-ишан из турок. Его почитают во всем Хорезме, сам хивинский хан прислушивается к его советам.

— Не тщись найти для себя оправдание, Каллибек! Предательство — оно и есть предательство! Человеку, вступившему на кривую дорожку, не суждено видеть далеко!

Тенел проснулся с первыми лучами солнца. Калли-бека рядом не было.

Тенел в отчаянии бил себя кулаками по голове, плакал от стыда и обиды. Он распластался на земле, уткнулся лицом в траву, чтобы никого не видеть, чтобы никому глаз не казать.

— Что с тобой, Тенел? Где Каллибек? — окликнул его Михайлов.

— Каллибек перебежал к туркам! — в отчаянии прорыдал Тенел.

— Щенок!.. — Михайлов побледнел. — Сволочь! Дерево с гнилым корнем само гниет!..

«Позор хуже смерти, — думал Тенел. — Лучше умереть, чем терпеть стыд за чужую подлость, подлость, пятнающую весь народ… Хоть бы в меня попала шальная пуля!»

Михайлов отдал приказ незамедлительно перебраться на новые позиции. Неприятель заметил передвижение сотни и начал обстрел. Михайлов был ранен.

Люди работали, забыв об отдыхе, днем и ночью. Свое счастье, свое будущее связывали они с этим каналом; верили, что он принесет им благоденствие. Будут у них обильные всходы на новых землях, встанут новые, красивые юрты на благословенной, преображенной их руками земле! Они терпеливо выносили все тяготы, мирились с холодом, грязью, изнурительным, от зари до зари, трудом! Лишь бы сделать побольше, лишь бы успеть, лишь бы приблизить долгожданное счастье!..

Пришла, прошествовала по степи весна. Солнце с каждым днем поднималось все выше, припекало все жарче. Приближалась пора сева. Бии безжалостно подгоняли людей — скорей, скорей! Зарлык-хан не знал устали, был неутомим. В сопровождении Алакоза и Ерназара-младшего он разъезжал вдоль берега канала, поспевая всюду. Для истощенных, измученных землеконов наезды эти были поддержкой, но и постоянной угрозой — вдруг чем-нибудь не угодишь!.. Люди встречали хана и биев по-разному. Одни не скрывали радости, доверия к ним, вестникам добра. Другие же не скрывали своей неприязни к ним, считая их виновниками непосильного своего труда.