Тулепберген Каипбергенов - Неприкаянные

Стонал кто-то рядом. Стонал тихо, как стонут уже уставшие от боли.

— Доспан! — позвал Айдос.

— Я, дедушка-бий.

— Худо тебе?

— Худо, дедушка-бий… Но бог добр, сберег нам жизнь. А боль пройдет, как прошел и час несчастья.

— Ты прав, сынок. Не дано врагам сгубить наши души. Слава всевышнему!

Стал соображать бий, где они с Доспаном находятся и почему видно лишь небо и не видна степь.

— А как пало несчастье на нас? — спросил Айдос. Когда мы ехали от юрты Сарыбая к юрте совета,

на аул налетели нукеры Туремурата-суфи.

— Много их было?

— Полсотни, наверное. Возглавлял стаю ваш брат — Бегис-бий.

— Он велел убить нас?

Доспан помедлил с ответом. Не хотелось ему говорить правду старшему бию, но и не сказать не мог. Истину-то, если не стремянный, другой кто откроет, и, помедлив, сказал все же:

— Велел он отправить вас дорогой смерти, а на пороге царства Азраила остановить. Чтобы вкусили вы горечь расставания с этим миром, лишь вкусили, но не расстались с ним… Орел, увидевший смерть, перестает быть орлом.

Так сказал Бегис?

— Так, мой бий.

— А какие слова произнес для тебя, Доспан?

— Худые, мой бий. Крикнул нукерам: «Это караку-лак, тень тигра. Сбросьте его с седла, и так сбросьте, чтобы не смог никогда снова сесть в седло…» Кажется, приказание Бегиса нукеры выполнили… — Доспан тяжело застонал.

— Крепись, сынок. Не знает великой истины Бегис. Орлы, увидевшие смерть, не перестают быть орлами, они взлетают еще выше, глаза их становятся еще зорче, когти еще острее. Они мстят обидчикам.

Стало светать, и Айдос увидел, что вместе со своим помощником лежит в яме у городской стены. Из этой ямы выбирали землю для изготовления глиняных кирпичей.

«И все-то продумали жестокие люди, — вздохнул Айдос — Злая мысль неистощима».

— Выберемся мы из этой ямы? — спросил измученный страданием Доспан.

— Сами не выберемся, — ответил Айдос. — Руки и ноги наши связаны. Кто-нибудь поможет.

— Не крикнуть ли нам? — предложил Доспан.

— Нет.

Не мог старший бий унизить себя мольбой о помощи. Даже само желание избавиться от мучений ценой чьих-то усилий казалось ему постыдным. Упавшего с коня главу рода может поднять лишь помощник его или другой глава рода. Простой степняк, сострадая, лишь оскорбит бия.

Спасение пришло, когда солнце поднялось высоко.

Топот коня раздался где-то около полудня. Степняк, должно быть, ехал за стеной и мог миновать яму, в которой лежали Айдос и его стремянный.

Бедняга Доспан не стерпел, крикнул:

— Мы здесь!

Тише! — хотел остановить помощника Айдос, но было поздно уже. Всадник услышал зов и свернул к яме.

Это был Кадырберген, человек, старавшийся всюду поспеть, во все сунуть свой крючковатый нос, всем оказать содействие. Сюда, правда, он не поспел, сутки целые почти лежали в яме Айдос и его помощник. Но кто знает, торопился Кадырберген или нет. Может, и торопился, да тропа его поиска была длинной и лежала совсем в другой стороне аула,

Кадырберген остановил коня у края ямы и перегнулся через седло. Крикнул испуганно:

— Бий-ага!

Узнал? — грустно ответил Айдос. — Не слишком, значит, нас изуродовали, если за десять шагов можно разобрать, где голова бия, а где дорожный камень. Спустись, Кадырберген, и развяжи веревки, которыми опутали нас добрые люди.

— Разбойники, душегубы! — проворчал Кадырберген.

Он слез с коня и прыгнул в яму. Ухватился за веревки, стараясь распутать их.

«Хорошо, что Кадырберген нашел нас, — подумал Айдос. — Хоть и не полноправный бий, а все же бий. Не черная кость, не простолюдин».

Веревки были туго связаны, и распутать их Кадыр-бергену никак не удавалось.

— Негодяи! — ругался он. — Намочили узлы, зубами рвать придется…

Айдос усмехнулся:

— Не для твоих зубов эти узлы, брат Кадырберген. Волчьи тут зубы нужны, Туремурат-суфи бы справился с ними.

— Верно, Айдос, — согласился Кадырберген, продолжая мучиться над веревками. — Зубы у суфи волчьи, да и норов такой же.

— А против волков, как и против узлов, сила наша ничто. Здесь нож нужен.

— Не ношу я ножа, Айдос, — признался Кадырберген.

— Напрасно. Время настало, выходя из юрты, класть за пояс нож… Вынь у меня из ножен кинжал. С ним сподручнее будет воевать с узлами.

— Ой, не люблю я острое железо, — скривился старик.

— Полюби, Кадырберген. Без него нам не обойтись теперь. Слишком много волков развелось в степи.

— Ойбой! — вздохнул старик. — Овец всех переведут.

Без охоты вынул он из ножен кинжал Айдоса и, разрезав веревки, освободил старшего бия и его помощника. Растер им руки и ноги, онемевшие за ночь.

— Спасибо, брат Кадырберген. Без тебя мы бы тут в самом деле стали добычей серых. Связанный степняк что овца, ему и помолиться не дадут перед смертью. А кинжал возьми себе. Всем аульчанам скажи, чтобы из юрт не выходили безоружными. Понял ты меня, Кадырберген?

— Понял.

Айдос встал и расправил плечи. Силы вроде бы вернулись к нему, и он улыбнулся, довольный тем, что все обошлось так и можно снова сесть на коня. А на коне он бий, властелин степи.

Теперь, Кадырберген, расскажи, что произошло в ауле?

— О бий-ага, — печальным голосом начал свой рассказ Кадырберген, — слов не найду для выражения гнева своего и горечи своей. Воры увели в Кунград сорок твоих девушек. Каждый нукер взял одну, а кому не досталась красавица, перекинул через седло овцу из твоей отары…

— Еще что сотворили люди Туремурата-суфи? — кусая губы от злости, спросил Айдос.

Кадырберген недоуменно пожал плечами: разве мало того, что похитили девушек? Это ведь не телки, не ягнята, которых можно купить в соседнем или дальнем ауле. Это гордость степи, потеряв которую слезы лить надо: красавицы-то не родятся как просо в поле.

— Еще, — продолжая недоумевать, произнес Кадырберген, — накинули на тебя аркан и бросили в яму.

— Ну, это мы сами видели, — отмахнулся от старого бия Айдос. — Аульчан не тронули?

— Не тронули, — оживился Кадырберген. Аульчане сами воров гнали до Амударьи и одного наглеца сбросили в реку.

— Кого?

— Жандуллу Осленка. Думаю, погиб он, вода-то была низкая, а берег высокий.

— Думаешь или знаешь?

— Видел… Гнал-то Жандуллу я, — признался не без гордости старый бий. — Хотел отнять у него девушку, да не успел, сорвались оба с крутизны.

— Вай! — сорвалось с губ Айдоса досадливое восклицание. — Девушка-то какая?

— Из аула Мамана… Русская…

— Аллах великий! Горлицу белокрылую сгубили…

— Не я, не я, — испуганно замахал руками Кадырберген. — Я отнять хотел.

— Не ты, — успокоил старика Айдос. — Волки разве водятся в нашем ауле? Кунградцы сгубили. Суфи взял на себя великий грех. С него и спросит всевышний.