Владимир Шигин - Битва за Дарданеллы

Немецкое море встретило отряд Игнатьева хорошей волной и свежим ветром. По пути на высоте Текселя встретилась английская эскадра вице-адмирала Рюссе-ля. Британцы явно сторожили французов. Наших моряков они приняли за союзную Наполеону голландскую эскадру и устремились было на перехват, но обнаружили, что обознались. Игнатьев, как младший по званию, нанес визит союзному командующему. От него узнали последнюю новость: Пруссия объявила войну Наполеону.

Старые моряки, видя обилие рыбацких лодок на кишащей рыбой Догер-банке, говорили: – Ну вот и Англией с треской пахнуло!

Во время этого перехода Кологривов наконец-то смог в полной мере оценить по достоинству все мореходные качества своего судна. В целом, «Флора» выдержала испытание с честью. Единственным недостатком новопост-роенного корвета оказались слишком длинные фок-мачта и бушприт, а потому передние паруса, площадь которых получилась несколько большей, чем расчетная, создавали излишнее рысканье по курсу. Это утомляло и рулевых, и вахтенных начальников.

Плавание прошло без особых происшествий. Если кому немного и не повезло, так это «Рафаилу». Из письма домой Павла Панафидина: «В 12 часов я сдал вахту и уже хотел предаться Морфею, как потрясение корабля заставило выбежать наверх. Громогласное командование лейтенанта, брасопка парусов, направление руля в противную сторону, пальба из пушек, делающая предостерегательный сигнал флоту, – все это показывало, что корабль коснулся мели. Искусный английский лоцман, взятый в Копенгагене, был в изумлении: по карте нет признаков мели, и Ниденский маяк, как два глаза, смотрел на наш испуг! Но все кончилось одним потрясением корабля, без малейшего вреда ему, – и мы, осмотрясь, потели, догоняя наш флот. Лоцман уверяет, что это затонувший какой-нибудь большой корабль, – и мы его коснулись. Слава Богу, что так благополучно кончилось, – а там прощай Англия, прощай Италия, и, может быть, пришлось бы проститься со всеми…»

На вторые сутки перехода на горизонте показался еще один английский фрегат, который на всех парусах кинулся навстречу отряду. Игнатьеву это не понравилось.

– Вроде мы и не враги англичанам, а он, сердешный, несется, будто на драку! – пробурчал капитан-командор и велел прибавить ход.

Вскоре английский фрегат оказался недалеко за кормой. Для выяснения ситуации к нему, немного погодя, был направлен «Рафаил».

– Я Лукин! – крикнул Лукин англичанину в рупор, – А ты кто таков?

– О, Люкин! – радостно вскинул руки тот. – Я капитан фрегата'его величества «Крессент» Генри Кенти сторожу здесь голландский флот.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что Кент также принял русских за голландскую эскадру и спешил навести на нее свои линейные корабли, которые крейсировали где-то юго-западнее.

В Портсмуте наших встречали приветливо. На рейде, как всегда, полным-полно судов из Ост-Индии. Потрепанные штормом, приводились в порядок и ждали, когда их соберут в караван. Флаг главного командира порта адмирала, как и прежде, развевался на старом линейном корабле «Ройал-Вильям», уже давным-давно не выходящем из гавани и помнящем еще посещение молодого Петра. Английский флот встретил наших музыкой и командами, посланными по вантам. Салюта, однако, как при встрече Сенявина, не было. Зная грубость и гордость англичан, почитающих свой флаг за первый, российский флот никогда не имел с британцами никаких договоренностей относительно взаимных салютаций. Лучше уж вообще не салютовать, чем признавать первенство сынов Туманного Альбиона.

В царствование императрицы Екатерины адмирал Ханыков здесь же в Портсмуте по своей инициативе салютовал англичанам, но те ответили двумя пушками меньше. Достоинству нашего флага тогда было нанесено оскорбление, и Екатерина сделала заслуженному адмиралу строжайший выговор за умаление своей чести.

Едва корабли бросили якоря, как на «Сильный» прибыл капитан от портсмутского адмирала с поздравлениями и просьбой о салюте. Переговоры шли долго. Англичанин настаивал на большем числе выстрелов, Игнатьев только на равном. В споре победили наши, и вскоре рейд огласился пушечными выстрелами.

Англичан не могло не радовать, что Россия отправлялась воевать с французами. По этой причине в помощи Игнатьеву отказа никакого не было.

– Спасибо! – благодарил их гордый Иван Александрович.- Но в больших работах у меня пока нужды нет, а с малыми управимся и сами!

Вокруг кораблей крутилась масса лодок, с которых краснощекие англичанки продавали зелень, хлеб и масло. Наши приценивались, но покупали мало, слишком уж дорого просили «мадамы», как вежливо и уважительно именовали англичанок матросы. Англичанки звали их «дирушками». Вокруг только и слышалось: – Дирушка! – Мадам! – О, дирушка! – О, мадам!

На кораблях пополняли запасы продовольствия, освежали воду, подкупали штурманские инструменты и карты Средиземноморья. Главное внимание было обращено на только что появившиеся в употреблении новые замки к пушкам. Выдумка была, и впрямь, замечательная. Дернул за шнур, курок сам опускается с полки и подпаливает скорострельную трубку. Замки весьма ускоряли темп стрельбы, однако в долговременном сражении кремень быстро стачивался, и замок уже не высекал должного огня. По распоряжению Игнатьева замки закупали, денег не жалея.

Рядом у борта «Сильного» краснел одинокий буй. Кто-то прикрепил к бую венок железных цветов, тоже ставших красными от ржавчины. – Что это? В ответ англичане снимали шляпы:

– Два года назад на этом месте перевернулся наш стопушечный линкор «Святой Георгий». Погибло великое количество моряков, их жен и детей! – Отчего же перевернулся ваш корабль?

– Внезапный порыв ветра резко накренил его. В открытые пушечные порты устремилась вода. Никто ничего не успел понять, как все уже было кончено. Спасти удалось лишь несколько человек.

– Царство Небесное всем утонувшим и на водах сгинувшим! – крестились русские. – Вот ведь какая она, судьба наша моряцкая, не знаешь, где смерть примешь, может, даже в своей гавани!

Несмотря на то, что со времени Трафальгара прошел уже год, все разговоры у британских моряков начинались и заканчивались только им. Наших это скоро начало утомлять, но все равно приходилось из вежливости выслушивать все новые и новые истории о великом дне британского флота. В Лондоне была уже открыта и приносила немалый доход наскоро сработанная панорама Трафальгарской битвы. Во всю ширь полотна полыхали огнем французские и испанские корабли. На переднем плане тонущие французы протягивали к небу руки.

– Ишь, обезьяны французские, тоже жить хотят! – восклицали забредшие в панораму отцы провинциальных семейств.