Валентин Пикуль - Баязет

Карабанов к обеду в этот день запоздал; он ходил в кузницу проверять подковку лошадей, и за это время в офицерской казарме произошла одна странная сцена.

Незадолго до обеда полковник Пацевич вдруг обрадовал офицеров своим визитом:

– Хлеб-соль, господа!

– Спасибо, – вразброд ответили офицеры, не ожидавшие его появления.

– Ну, что же вы стоите? Садитесь…

Офицеры сели. Полковник Пацевич продолжал стоять, возвышаясь среди подчиненных.

– А вот и библиотечка, вижу, у вас имеется, – закивал Пацевич, подходя к шкафчику с литературой. – Нет ли у вас такой зелененькой книжечки генерала Безака?

«Зелененькой книжечки» в библиотеке не оказалось, и полковник заметно огорчился.

– Надо иметь, господа! – наставительно посоветовал он. – Каждому офицеру надо иметь. Книга для службы полезная. И сам автор – очень приятный человек. Честный человек! Чужого не возьмет. Не-ет, не возьмет, господа! И воспитание, и все такое, вообще…

Офицеры обалдело смотрели полковнику в рот.

– А вы, юнкер, – обратился Пацевич к Евдокимову, – я слышал, в университете учились?

– Да, в харьковском.

– Я тоже, – заметил полковник. – Только в виленском. Прелюбопытное, скажу вам, время было… Молодость!

Потом, глянув на часы, Пацевич скромно заметил, что он привык к «адмиральскому часу».

– Мы тоже приучены! – откликнулся Ватнин и поставил перед Адамом Платоновичем штоф водки, в котором плавал красный стручок турецкого перца.

Выпивая первую рюмку и приглашая офицеров последовать его примеру, новый начальник гарнизона кстати вспомнил стишки.

– Господа, – сказал он, – вот послушайте-ка:

Офицеры деликатно посмеялись над стихами (одни больше, другие меньше), а Ватнин вполне серьезно заинтересовался, есть ли музыка для этих виршей, чтобы петь их в конном строю?

– Потому как, – объяснил он, – моим казакам песня понравится. Шесть не шесть, а четыре целковых дерут за ведро!

Некрасов предложил полковнику местной брынзы, сдобренной тмином. Пацевич выпил с разговорами три рюмки водки, съел полголовки сыру и, покидая офицеров, заключил:

– Время тревожное. Будем же, господа, деятельны. Как муравьи, как пчелы! На шесть часов вечера, когда спадет жара, я назначаю смотр всему гарнизону. Помните, господа: любую оплошность по службе я сочту за личное для меня оскорбление. А зелененькую книжечку генерала Безака надобно прочесть каждому из вас!

На этом свидание закончилось. Перед началом же смотра новый начальник Баязета сам пригласил к себе офицеров гарнизона. Он прятался от жары в шахской усыпальнице, глубоко под землей, и окружение его составляли: Исмаил-хан Нахичеванский, капитан Штоквиц и тот же прапорщик Вадим Латышев, как видно, страдавший от оказанной ему чести.

– До меня дошли слухи, – начал Адам Платонович, – что некоторые из вас недовольны теми изменениями во внутренней дислокации войск гарнизона, которые я совершил сегодня… Ну, ничего, господа! – утешил полковник офицеров. – Капуста, чем больше ее пересаживают, тем она лучше растет. Теперь же начнем устраиваться. Чинненько, аккуратненько. Как и положено гарнизону боевой крепости. Мы же ведь, слава богу, не статские людишки, у которых всегда этакий сумбур в голове.

Карабанов, стоя в стороне, с любопытством разглядывал нового начальника. Пацевич управлял последние годы Екатеринославским округом и задушил свой округ такими поборами, каких, наверное, не делали даже его благородные пращуры, владельцы герба «Врана-Годзова», смутьяны и отцы иезуиты.

«А что, если пустить ему сейчас дым в харю?» – решил созорничать Андрей, и крепкая струя табачного дыма поплыла прямо в толстое безбровое лицо полковника.

Пацевич посмотрел на него. Очень внимательно посмотрел. Запомнил. И ничего не сказал.

– А вот я так думаю, – гудел сотник Ватнин о своем, наболевшем, кровном, казацком. – Ежели, скажем, трава есть, – так и ладно было. А тепереча, что же, лошадей нам кажинный божинный день на выпас гонять?..

«Характерец-то у тебя есть, – подумал о Пацевиче поручик Карабанов. – Вот не знаю только, как пороховой дым проглотишь: это тебе не табак!..»

………………………………………………………………………………………

Войска были построены для смотра вдоль дороги, что тянулась через майдан по берегу ручья, мимо еврейской части города, самой бедной и самой грязной.

На пегой лошаденке, в сопровождении Хвощинского и Латышева, полковник Пацевич трусил вдоль рядов пехоты и милиции: время от времени оттуда докатывалось «ура» – воронье взлетало с фасов цитадели, кружилось над кровлями и снова плавно опускалось на крыши…

Где-то на самом краю фланга к полковнику с рапортом подошел Некрасов: молнией блеснула в руке его сабля, плавно отринулась к плечу и в то же мгновение плашмя прилегла к ноге. «Ловко салютует наш академик!» – с завистью подумал Карабанов: теперь штабс-капитан отдавал Пацевичу рапорт – до казаков доносился его голос, и вот Некрасов снова отступил назад в шеренгу строя.

Карабанов, ради парада, вместо просторных чикчир, сегодня, натянул на себя кавалерийские рейтузы с кожаными леями. Сейчас он занимал место во главе своей дружной сотни – верхом, при шашке, тихонько приструнивая Лорда колесиком шпоры. Даже гриву жеребца он сегодня украсил цветами.

И вот наконец раздалось обрывистое, сиплое:

– Здорово, вторая сотня!

– Здрам-жлам, ваше высокоблагородие!..

А под Дениской Ожогиным арабчак горячий был – тот, что от убитого курда достался, и арабчак не привык к парадам, он на дыбы встал: ноги в белых чулках и морда тонкая, злющая.

Пацевичу арабчак приглянулся:

– Откуда у тебя такой конь? По харе вижу, что украл.

– Никак нет. Его благородие подарили.

– Кто?

– Господин поручик Карабанов. За службу!..

Пацевич не спеша подъехал к Андрею.

– Вы так богаты? – спросил он.

– О-о да, господин полковник, – небрежно ответил поручик.

– В какой, простите, губернии ваши имения? Сколько было у вашего отца душ?

– Как и у каждого человека, господин полковник, – одна. Иначе бы он и я были бессмертны!

Улыбка тронула губы Пацевича:

– Карабанов… Карабанов… Постойте, постойте, я что-то слышал… И очень рад… Только зачем это вы вздумали вплести цветы в гриву лошади? Уберите их, вы не барышня!

Карабанов ответил:

– Но, откуда знать, полковник: может, эти цветы от барышни. И я хочу умереть, вдыхая их запах…

И, сказав так, он незаметно дал левой ногой шенкеля своему Лорду, – жеребец, словно ждал этого, чертом налетел на пегую кобылу; Пацевич поспешил отъехать.