Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы

Несколько минут длится артиллерийская дуэль между катерами. Потом немецкий командир, чтобы забрать инициативу обратно в свои руки, снова решает вырваться вперед. Все его три орудия бьют по МО-216, который огрызается огнем из своей единственной маленькой пушки. На палубе, уцепившись за леера, лежат раненые. Расстрелянные гильзы перекатываются на качке с борта на борт. Но орудие, раскаленное до такой степени, что на его стволе начинает пузыриться краска, продолжает стрелять безостановочно.

Каскад воды обрушивается на мостик. Вахтанг от удара падает. Катер кренится на левый борт. Неожиданно смолкают моторы. На мостик взбегает мокрый старшина мотористов.

– Двигатель разбит и затоплен! – кричит он, держась за окровавленное колено. – Вода продолжает прибывать!.. Все уже ранены. Что делать?..

– Это что за вопрос на моем катеррре?! – рычит Вахтанг. – Зззаделать пррробоину!..

Старшина слезает с мостика, как акробат, на одних руках (трап уже сорван) и скрывается в люке, откуда доносится шум падающей на моторы воды.

С протяжным звоном лопнул на палубе зажигательный снаряд, и парализованный катер, погружаясь в воду, стал гореть. Помпы не работали, из разбитых огнетушителей бесцельно вытекала содовая пена.

Повернув к мичману черное от копоти потное лицо с горящими белками глаз, Вахтанг сказал в перерывах между выстрелами орудия:

– Ползи по палубе… Скажи матросам, пусть готовятся к схватке… огонь прекратить… Пусть лежат как убитые и ждут моей команды… Иди!..

Назаров ушел, а старший лейтенант ничком лег на крыло мостика и в узкую щель между палубой и парусиновым обвесом стал следить за немецким «охотником».

«Альбатрос» дал еще несколько залпов и стал медленно приближаться. Переваливаясь на гребнях волн, он шел короткими рывками, то замирая на месте, то снова продвигаясь вперед.

Но, как видно, охваченный огнем катер, раскиданные по палубе безжизненные тела матросов рассеяли все опасения немцев. Круто маневрируя, чтобы подойти вплотную, вражеский «охотник» решительно направился к МО-216.

Но едва только вражеское судно коснулось своим бортом борта катера, как Вахтанг прыжком вскочил на ноги и, не целясь, выпустил в гитлеровцев всю обойму из пистолета.

– Смелее, ребята! – зычно крикнул он.

Матросы бросились на палубу противника. Вахтанг видел, как немецкий офицер, поняв свою ошибку, навалился на рукоять телеграфа, давая полный ход. Но было уже поздно. Крепкие швартовы соединяли два враждебных корабля, и немецкий «охотник», дернувшись вперед, потянул за собой и горящий МО-216.

А на палубе уже ворочался живой клубок человеческих тел, сцепившихся в рукопашной схватке. В воздух, сверкая голубой сталью, взлетали короткие ножи. Трещали гулкие матросские карабины. А боцман Чугунов, прижатый к самой корме, бил врагов по головам пудовой железной вымбовкой.

С высоты мостика Вахтанг увидел офицерскую фуражку мичмана: Назаров прорвался к рубочному трапу и, отшвырнув в сторону немецкого матроса, захватил рулевое управление.

Перепрыгнув на немецкий катер, Вахтанг крикнул:

– Руби швартовы! Отталкивайся!

Покинутый МО-216 долго плыл на поверхности моря, потом медленно, как бы нехотя, затонул, оставив после себя глубокую воронку…

На новом «охотнике» долго не заводился дизель. Пришлось вызвать немецкого моториста. Назаров улыбался:

– Сами себя в плен везут, пускай!..

– Где командир? – спросил Вахтанг.

– В каюте. Сопротивления не оказал, – отрапортовал Назаров.

Вахтанг Беридзе прошел в нос катера и толкнул дверь рубки. Перешагнув бронированный комингс, остановился. Вся каюта была выкрашена матовой эмалью под цвет слоновой кости. Французский гобелен покрывал палубу. В маленькой раскладной качалке сидел гладко выбритый немецкий офицер. На вид ему можно было дать всего года двадцать три. Но, несмотря на кажущуюся молодость, немец был уже немного плешив, под его кителем обрисовывался солидный животик. Сложив на коленях пухлые женственные ручки с агатовым перстнем на мизинце, офицер даже не посмотрел на вошедшего Вахтанга и продолжал спокойно попыхивать душистой сигареткой.

– Надеюсь, будем говорить по-английски? – спросил старший лейтенант.

Немец впервые тускло поглядел в сторону Вахтанга и, немного грассируя, точно любуюсь своим неокрепшим тенорком, ответил:

– Я не желаю говорить с вами по-английски.

– Почему? – сдерживая гнев, снова спросил его Вахтанг.

– У вас неправильное произношение. Какой-то странный акцент.

– А ну, встань!..

Немец оторопело вскочил. Голосом уже спокойным Вахтанг добавил:

– Мне, откровенно говоря, плевать на произношение. Я и по-русски-то говорю с кавказским акцентом…

Немец вдруг заговорил возбужденно и торопливо:

– Я никогда не думал, что вы возьмете меня на абордаж. Это варварский метод борьбы, это, если хотите, некультурная партизанщина, на которую способны только лишь одни русские! Эпоха, когда корабли сваливались бортами, чтобы драться интерпелями и эспантонами, отошла в область преданий. Сейчас век, когда корабли дерутся на дальней дистанции, не видя лица противника!..

– Ну, а я захотел посмотреть на ваше лицо поближе.

– Что ж, – криво усмехнулся гитлеровец, – я тоже впервые вижу коммуниста на таком расстоянии.

– Это потому, что они раньше вас близко к себе не подпускали.

– Все равно, – выкрикнул немец, – это не благородная война! И, оскорбляя сейчас меня как военнопленного, вы нарушаете Женевскую конвенцию…

Вахтанг, не отвечая, рванул один ящик стола, другой, третий. Немец, наблюдая за его поспешностью, вдруг рассмеялся.

– Те шифровки, – сказал он, – которые вас интересуют, находятся вот в этой шкатулке.

Вахтанг открыл шкатулку: на дне ее лежал один только рыхлый пепел, и в этом пепле еще хранился недавний жар.

– Ловко, – заметил он, – только в штабе все равно расскажете, что тут было.

– Конечно, – пытаясь казаться равнодушным, ответил пленный, – если загнать под ноготь иголочку, то, может, и расскажу что-нибудь. Например, о том, какой крепости я люблю кофе…

– Хватит болтать, – остановил его Вахтанг и сорвал с переборки портрет какого-то офицера. – Беру себе, – сказал он. – А вот это…

Он осторожно снял второй портрет – портрет молодой женщины в купальном костюме; на обороте было написано: «Любимый, идите на восток и не забывайте меня!»

– А вот это, – повторил Вахтанг, – возвращаю вам. Она у вас умная женщина. Знала, что писала. Вы действительно пойдете на восток. Пойдете в плен!

Он показал ему рукой на дверь:

– Идите, да, кстати, уж заодно положите на стол ваш кортик, который вы так усердно прячете под кителем. А то карандаш затачивать станете и палец порезать можете. Зачем же это? Я Женевскую конвенцию не нарушу – сдам вас в плен под расписку. В полной сохранности…