Рой Якобсен - Стужа

Она кивнула, попятилась на несколько шагов, потом повернулась и побежала прочь.

Гест неторопливо пошел следом, глядя на ее узкую спину, на волосы, развевающиеся за спиной, точно флаг, потом она исчезла среди домов, откуда донеслись странные крики. Он сел и стал ждать. Наконец возле самого большого дома появился мужчина, старик, с седыми прядями в волосах и бороде, но крепкий, осанистый, и медленно зашагал по свежескошенной лужайке. Лицо у него было широкое, открытое, глаза зорко примечали все вокруг.

Откуда ни возьмись, появились еще двое, молодые парни, каждый с обнаженным мечом у бедра, Гест углядел, как старик подал им едва уловимый знак, после чего остановился, на расстоянии пяти шагов. Они поздоровались, некоторое время постояли, присматриваясь друг к другу, потом оба сели.

— Нынешним летом приезжал к нам гонец из Халогаланда, — сказал старик, облокотясь на колено. Гест заметил под его кожаным плащом золоченые ножны и пожалел, что оставил оружие у леса, а еще вспомнил, как заторопился мальчонка-пастух, когда они увидели эту усадьбу, и, задумавшись, слишком поздно обнаружил, что двое парней вот-вот окажутся у него за спиной. Он поднялся на ноги.

— Зачем эти люди заходят мне за спину?

— Затем, что я так велел, — ответил Ингольв. — Кто тебя послал?

— Ингибьёрг.

— Да, ростом ты, как я погляжу, невелик, и это главная твоя примета. А условный знак от Ингибьёрг можешь предъявить?

— Он в котомке. — Гест кивнул в сторону опушки. — Вместе с моим оружием.

— Сэмунд сходит за твоим добром, а ты подождешь тут. Садись.

Гест подчинился, думая о том, что за лето побывал в таком множестве усадеб, что и счет им потерял, но этак его нигде не встречали.

— Здесь что же, размирье? — спросил он.

— Мы долго жили в мире, — ответил Ингольв, по-прежнему с показным спокойствием в голосе, взгляд прищуренных глаз оставался непроницаем. — Однако я человек осторожный. Эти двое — мои сыновья, Хавард и Сэмунд.

Старик не пошевелился, пока не вернулся Сэмунд, который бросил Гестово оружие наземь, а котомку протянул отцу. Ингольв развязал ее, отыскал кошелек, торжественно извлек оттуда перстень Ингибьёрг, повертел его так и этак, словно радуясь встрече с давними воспоминаниями, и наконец сказал, что Гест, должно быть, и впрямь близкий друг Ингибьёрг.

— Ведь этот перстень я подарил ей на свадьбу, больше двадцати лет назад, он принадлежал ее бабке по отцу. Что ж, добро пожаловать, погостишь у нас, сколько я позволю. Возьми свое оружие, Сэмунд покажет, где ты будешь ночевать, а вечерком расскажешь мне про свои скитания.

Ингольв повернулся и зашагал к домам, все той же неспешной походкой. Гест поежился. Но тут Сэмунд улыбнулся, сверкнув крупными белыми зубами. Он был лет на десять старше Геста, стройный, широкоплечий, с той же грозной живостью в облике, как и отец, черная борода подстрижена узким клинышком, Гест видел такие у викингов, вернувшихся из походов.

Он закинул топор на плечо, сунул меч в ножны, взял копье, держа его острием вниз, другой рукой подхватил котомку.

— Вы знаете, кто я? — неожиданно спросил он, глядя на улыбающегося Сэмунда.

— Да, — ответил тот.

— Зачем же мне тогда рассказывать про мои скитания?

— Хотим послушать, расскажешь ли ты то же, что нам известно.

Гест вспомнил Ингибьёрг, ведь она считала, будто он что ни скажет, то соврет.

— Случившееся однажды не должно случиться вновь, — сказал он.

— Что? — переспросил Сэмунд.

— Привычка у меня такая, — обронил Гест, заметив, что обитатели усадьбы вернулись к работе. — Я сам с собой разговариваю.

Итак, Гест в Хове. Под крылом Ингольва сына Эрнольва, бывшего лендрмана конунга Олава. Отец его был херсиром при Хаконе Воспитаннике Адальстейна, а прадед верой-правдой служил конунгу Харальду Прекрасноволосому, собирателю норвежских земель. Высокий дух Прекрасноволосого жил в этом боготворном краю словно в общине единоверцев, с сокрытыми в лесах дозорами. Немногочисленные друзья Ингольва обосновались за озером, в Хедемарке, прежде всего могущественный Рёрек, мелкий конунг, которого Ингольв знал еще с тех пор, когда отцы их служили в дружине конунга Хакона.

В усадьбе было три больших дома, расположенные плавной Дугою, ровно укрепление, открытое в сторону полей и озера, множество кораблей стояло там у пирсов, в том числе морской корабль, который Ингольв доставил сюда из Вика и почитал как память о временах своей морской славы. За большими Домами находились двухэтажные бревенчатые клети и сараи, большой скотный двор, два длинных коровника, загоны для лошадей, овчарни и сеновалы вдоль всей опушки леса; посреди дворовой лужайки рос могучий дуб, бросавший прохладную тень на свору блохастых собак, что спали на привязи.

Странные крики, которые слышал Гест, доносились из продолговатых клеток, которые были установлены на сваях и вереницей тянулись от бани до скотного двора; в клетках, привязанные за лапу тонкими кожаными ремешками, сидели на обтянутых кожей жердинках ловчие птицы — соколы, коршуны, ястребы. Они-то и издавали наперебой эти крики, похожие на детский плач и вековечную тоску, меж тем как над ними и вокруг них гомонили тучи яростных дроздов и ворон. У Ингольва было девятеро сыновей и две дочери, всех их родила ему Рагнхильд дочь Свавара, на которой он женился на Готланде во время своего первого похода, но за год до появления Геста болезнь свела ее в могилу. Сейчас в усадьбе оставались только дочери да двое сыновей, с виду веселый и беззаботный Сэмунд и Хавард, хозяин ловчих птиц, с отчужденным взглядом мутно-серых глаз, с землисто-серым лицом, будто смерть уже вонзила в него свои когти. Он был немного старше Геста и ростом изрядно повыше его, неизменно носил одежду из темной кожи и отличался немногословием.

В главном доме по стенам висели ковры, изукрашенные шлемы и щиты, в изобилии имелись там и цветное стекло, и оружие — наследие, добыча грабежей и военные трофеи, ведь Ингольв много лет разорял чужие берега, прежде чем примкнул к войску Олава сына Трюггви (тогда оно стояло в Нормандии), а позднее в тот же год участвовал в последнем походе Олава на Англию, когда конунг зимою принял крещение. Ингольв тоже крестился, по приказу конунга, и с тех пор, как принял наследство после брата, погибшего вместе с Олавом при Свольде, сидел в Хове, держа врагов на расстоянии, а друзей на привязи щедрости; слыл он тороватым и скупым, жестким и уступчивым, порой даже легковерным, потому что действовал смотря по обстоятельствам.

Некогда в усадьбе было языческое капище, но Ингольв и Рагнхильд своими руками сровняли его с землей, теперь же, на склоне лет, старик подумывал, не воздвигнуть ли на том месте церковь, в память о Рагнхильд, да все ждал знамения, ведь он ничего не делал вгорячах, ему непременно требовался явный знак свыше, который ни с чем не спутаешь.