Натан Рыбак - Переяславская Рада (Том 1)

– Справедливы твои мысли и благочестием повиты: держись их нерушимо, и инако не будет, гетман.

...Поздно ночью оставил гетман посольское подворье. Унковский проводил его до ворот. Оставшись один, разбудил подъячего, приказал записать беседу с гетманом. Заложив руки за спину, ходил по горнице и диктовал. Домашнев, зевая, сонно моргал припухшими веками и писал.

...Двадцать третьего апреля великое посольство русское вместе с гетманским послом Федором Вешняком выехало из Чигирина в сопровождении почетной свиты. Впереди везли гетманское знамя, за знаменем ехали трубачи, за ними в десяти шагах посол Унковский верхом на коне, подаренном гетманом. По правую руку – Тимофей, по левую – генеральный писарь Выговский, сзади – Лаврин Капуста и Федор Вешняк.

Следом за посольскими людьми ехало пятьсот казаков личного полка гетмана. Били тулумбасы, трубили трубы, гетманский бунчук плыл над головами. В церквах звонили, как на праздник.

За Тясмином распрощались. Унковский и Вешняк пересели в открытый возок на мягких рессорах и поехали дальше. Дорога их лежала на Черкассы, Мошны, Михайловку, Киев.

Тридцатого апреля посольство въехало в Киев. Унковский размашисто крестился на золотые купола Печерского монастыря.

В начале мая в Чигирине собрались полковники. Прибыл Данило Нечай в сопровождении сотни казаков и среди них – Мартын Терновый. Прискакали:

Иван Богун – из Винницы, Михайло Громыка – из Белой Церкви, Матвей Гладкий – из Миргорода. Из Умани приехал Осип Глух, из Корсуня – сотник Иван Золотаренко, из Чернигова – Небаба. Приехал из Киева Кричевский.

В городе стало людно. С полковниками понаехало множество казаков, сотников, есаулов, державцев... На улице или на площади не протолкаться.

Гармаш потирал руки. Товар на полках таял, как снег весной. Текли деньги в шкатулку Гармаша. Талеры, злотые, ефимки, гульдены, пезеты...

Брал все, лишь бы серебро или золото.

В шинках – водочный дух, гомон, смех, песни...

Снова весело в Чигирине. На Киевской улице, в домах под железными крышами, уже неделю жили семиградский и волошский послы, вели переговоры с гетманом. Гамбургский негоциант Вальтер Функе этими днями тоже очутился в Чигирине. Несколько раз видели его повозку у дома генерального писаря.

Поселился Вальтер Функе у Гармаша.

Рада <���Рада – совет.> старшин собралась в большой палате гетманской канцелярии вечером седьмого мая. Гетман, суровый и необычно скупой на слова, внимательно оглядел всех, сухо проговорил:

– Рада тайная.

Помолчал, как надлежит. Глядел куда-то поверх голов. Табачный дым щекотал ноздри. Набил и себе трубку, прикурил от свечки, услужливо поданной Выговским. Затянулся едким дымом. В зале было тихо, только слышно было, как тяжело, с присвистом дышал Гладкий.

– Собрал я вас, панове, дабы оповестить, что король объявил против нас посполитое рушение и уже подписал виц. То для нас, полковники, не неожиданность, хотя в Переяславе сейчас находится королевский посол, который направляется сюда. И тот посол, как отписал мне Павло Тетеря, прибыл будто бы для мирных переговоров, но это лишь выдумка иезуитская, чтобы наше внимание усыпить. Как скажете, полковники, как быть дальше?

Сел, положив перед собой булаву, погасил большим, пожелтелым от табака пальцем трубку.

– Как ты мыслишь, гетман? – спросил Иван Богун, поднявшись с места.

– Мыслю так, – Хмельницкий встал, – мыслю итти навстречу коронному войску и не ожидать его в наших пределах. Татары готовятся в поход. С татарами встретимся в степи и проведем их вдоль рубежей наших, чтобы селам и городам беды не чинили. Войне быть непременно. Избежать ее возможности нет. Шляхта положила себе уничтожить нас вконец, это должны мы помнить крепко. Так позволите ли мне, полковники, выдать универсал – всем полкам, конным и пешим, и пушечным куреням собираться в поход, а когда какому полку итти и куда итти, о том будет универсал особый.

– Добро, – сказал первым Нечай, поднялся, едва не упершись головой в потолок, поднял пернач и, улыбаясь, повторил:

– Добро.

– Добро! – проговорил Богун, подымая пернач.

– Добро! Добро! – один за другим говорили полковники.

...Главное началось после рады.

Гетман с каждым полковником говорил особо. Каждому втолковывал, что и как должен делать. Постепенно Чигирин пустел. Нечаю приказано было отправить казаков из своего полка на Дон с гетманской грамотой, звать донцов итти сообща походом. Нечай задумался: кого послать? Выбрал Мартына Тернового. Позвал его к гетману. С гетманом Терновый говорил впервые. Шел за Нечаем, и казалось ему, полковник слышит, как стучит его сердце. В тесной горнице за столом сидел гетман. Приветливо улыбнулся казаку, пожал руку. Нечай уселся сбоку.

– Садись, казак.

Мартын сел на краешек скамьи.

– Крепче усаживайся. Ежели так в седле держишься, плохой из тебя ездок...

От шутки стало легче на сердце. Мартын не мог отвести глаз от гетмана, следил за каждым его движением. Заметил, как набежали на лоб морщины, рытвинами легли над бровями.

– Ехать тебе, казак, на Дон. Повезешь грамоту мою атаманам Войска Донского. Читай ту грамоту по станицам. Кто в одиночку захочет итти к нам – челом бей, благодарствуй. И кто сотнями, вместе с атаманами, – бей челом. В грамотах все написано. А на словах говори: войне быть, король и паны снова идут на нас, да не одни, а с ними рейтары, нанятые в немецких землях, с ними пушки, мушкеты и все дьяволы из пекла... – Гетман расхохотался. – Видишь, казак, как страшно? Расскажи там, на Дону, братьям нашим, каково житье под шляхтой, как ругаются иезуиты над верой нашей, как льется кровь на землях украинских... Скажи донцам: вместе на Азов ходили, вместе пойдем воевать короля и шляхту, за веру нашу и волю.

Задумчиво прищурил глаза, замолчал.

– Как звать? – спросил гетман после недолгого молчания.

– Мартын Терновый, пан гетман.

– Откуда родом?

– Из села Байгород.

– Реестровый?

– Нет, пан гетман, посполитый Корецкого...

– Вот видишь, Корецкому не терпится снова тебе на шею ярмо надеть.

– Известно... – отозвался Мартын и, сам не зная, как это сталось, сказал:

– Я, батько, универсал твой еще в прошлом году по селам читал...

Тогда и я пошел в казаки... – От этих слов сразу легко стало на сердце. И гетман показался таким же простым, обыкновенным казаком, как все. Мартын, осмелев, спросил, точно у старшего товарища:

– А как после войны будет?

– О чем думаешь?

– Кто в казаках останется, а прочие как?

Хмельницкий разгладил усы и, понизив голос, спросил:

– А ты как думаешь, Терновый?

– Я так рассуждаю: кто хочет – тот пусть в казаках остается. Казаков столько, чтобы рубежи стерегли от татар или панов... А посполитые – вольными... Так все по селам толкуют...