Натан Рыбак - Переяславская Рада (Том 1)

– Так, – проговорил, помолчав, Нечай. – И это все?

– Все, – ответил Ковалик.

У него горели глаза и ломило поясницу. Казалось, где-то поблизости стоял полковник Капуста. Он грозил Ковалику: «Смотри, Ковалик, петля на твою шею готова!»

– Бери, иуда, – Нечай столкнул со стола под ноги Ковалику кошель с деньгами и весело засмеялся. – А теперь ступай прочь, чтобы и не смердело тобою. Завтра еду. Пошел!

Ночью Нечаю не спалось. Оказывается, за ним приглядывали. Следили за каждым шагом. Оказывается, гетман Хмель имел против него тайный умысел.

Нет, это Капуста. Это ему, хитрому и молчаливому Капусте стоял он, Нечай, поперек дороги. А чего он хочет? Ведь и Нечай мог быть при особе гетмана.

Великая честь зваться генеральным обозным, или генеральным казначеем, или начальником гетманской канцелярии. Не хотел того Нечай. Это ему не нужно.

Как же это сталось, что ему, Нечаю, не верят? Что ж это с Хмелем? Неужто и он шляхте продался? Неужто слава затуманила ему глаза? Да не может такого быть! Нечай гонит прочь от себя эту мысль. Не может такого быть. Ладно, он поедет в Чигирин. Он начистоту выскажет гетману все, что думает. Все до конца. Чтобы не лежала между ними черная тень.

На следующий день, на заре, Нечай в сопровождении Мартына и сотни казаков выехал в Чигирин. Позади, между казаками, ехал Ковалик. Старался не попадаться на глаза полковнику. Но тот насмешливо обратился к нему:

– Эй, ты, верный слуга полковника Капусты, а через Перелазовский хутор проедем?

– Проедем, пан полковник, – потупив глаза, поспешно ответил Ковалик.

Он прислушивался, о чем толковали казаки. Вчера ночью Ковалик уже разведал кое-что важное. Будет о чем рассказать полковнику Капусте. А что, как полковник Нечай скажет про злотые? От этой мысли озноб пробежал по спине. Тяжело на душе у Ковалика, нехорошо.

Путь на Чигирин долгий, беспокойный. Беспрерывной цепью тянутся обозы с товарами. Множество людей едет той дорогой. Нечай, обгоняя телеги, повозки, кареты, пешеходов, торопит шпорами коня, легко покачиваясь в седле. Ветер бьет в лицо, играет чубом, силится сбить заломленную на затылок высокую серую шапку. Держа в одной руке повод, другою сжав засунутый за пояс полковничий пернач, Нечай оглядывает дорогу, степь, далекий синий окоем. Он почти забыл о Чигирине.

За Перелазовским хутором дорога круто поворачивала на восток, сбегала вниз, точно река, и по ней снова струились сплошным потоком люди, лошади, повозки. У поворота, прямо на земле, сидел седой дед, выставив на солнце бельма глаз. Покачиваясь с боку на бок, дед что-то бормотал. Нечай окинул его взглядом и проехал, снова оглянулся через плечо, увидел его, одинокого, маленького, одного в большой, широкой степи, где проезжали и проходили равнодушные люди, и ему стало жаль деда. Поворотил коня и подъехал. Нагнувшись в седле, бросил деду на колени деньги.

– Кто глаза выжег, дед?

– Еще при гетмане Жолкевском, рыцарь.

Дед не взял денег, и только теперь Нечай заметил, что рукава его свободно колышет ветер. У деда не было рук.

– Где руки твои, дед? – спросил Нечай.

– Татары надругались, отрубили руки, – сумрачно ответил дед.

– Когда?

– Недавно, рыцарь, совсем недавно.

Что-то тяжелое и холодное подкатилось к горлу. Нечай огляделся кругом и уже не видел ни степи, ни людей, все плыло перед глазами.

– Эх, дед, дед! – невесело сказал Нечай.

– А что поделаешь, сынок, такая доля наша. За кого хан, тот и пан.

– Не так будет, дед, увидишь – будет не так, – твердо сказал Нечай. – Это говорю тебе я, полковник брацлавский, Данило Нечай. Слыхал про такого?

– Господи! – дед заморгал обожженными веками, заерзал на месте, стараясь встать. – Как не слыхать! Данило Нечай, да ведь ты самый отважный рыцарь нашего Хмеля! Да ведь о тебе в песнях поют люди! Нечай! Нечай!

Саблей ударит – сто врагов вповалку лежат.

Но Нечай уже не слыхал слов деда. Он гнал коня, спешил скорее проскакать долгий путь до Чигирина. Вот так бы примчаться что есть духу на гетманский двор, кинуть к ногам гетмана полковничий пернач, крикнуть во весь голос:

– Да знаешь ли, Хмель, что люди говорят: «За кого хан, тот и пан».

Что ж это творится? Разве мы не хозяева на нашей земле?

Ветер свистел в ушах. Даль раскрывалась перед всадником, обманчиво синея. По сторонам дороги на поле стояли в белых рубахах косари. Косили высокую, пахучую траву. Оставили работу, смотрели вслед всаднику, который бешено гнал коня.

Грек Григорий Сатирос, по приказанию гетмана, чертил карты Украины.

Вторую неделю лежал грек на полу, мудрил над разостланными длинными листами пергамента. Напевая под нос, ползал на коленях и кистью раскрашивал в разные цвета пергамент.

Грека прислал в Чигирин Богун. Откуда-то Сатирос появился в Виннице и сам предложил свои услуги полковнику. В Чигирине о нем доложили гетману, и тот приказал дать ему в помощь нескольких отроков, – пусть и они учатся той премудрости. Отроки разводили краски в мисочках, слюнили кисти и удивленно глядели через плечо грека на его ловкие руки. На пергаментном листе лежала страна, окруженная с запада реками Горынью и Днестром, на севере – Припячью, Десной и Сеймом, на юге – верховьями Ингула и Ингульца, до гирла Егорлыка. Реки были раскрашены синим, степи – желтым, леса – зеленым, города обозначены треугольничками, и возле каждого стояла старательно выведенная надпись – название города, а проезжие дороги изображались черными жирными линиями. На обороте грек написал названия всех полков и имена полковников.

Первую карту показали гетману. Грек в ожидании почтительно стоял у порога, с нескрываемым любопытством разглядывая гетмана, о котором он слышал немало. Капуста и Выговский тоже смотрели на карту. Что ж, карта хорошая! Гетман усмехнулся в усы. Видно, грек опытен в этом деле. Надо будет засадить его готовить карты для войска. Гетман пожаловал ему сто злотых и приказал положить месячное содержание коштом гетманской канцелярии, где и числить его на службе. Грек поцеловал гетману руку и, прощаясь, сказал, что немало карт начертил он на своем веку, а в последнее время работал у молдавского господаря Лупула. Никто ему на это ничего не ответил, только, когда он вышел, гетман заметил Капусте, что к греку надо присмотреться – может, пригодится.

...Гетман молча слушал спор Выговского и Капусты. Третий день шла речь о реестрах. В списки внесли сорок семь тысяч, вместо предусмотренных Зборовским договором сорока. Кроме того, был еще составлен список двадцатитысячного резервного казацкого полка под командованием Тимофея. К спискам приложены были пункты, в которых пояснялось, в чем выражаются привилегии реестрового казачества. Из них явствовало, что каждый реестровый казак вступал в реестр со всей своей семьей и имел право держать по одному конному и пешему помощнику, помимо работников, которых он волен содержать в своем хозяйстве. Генеральная рада старшин, состоявшаяся в первых числах марта в Переяславе, в составе шестнадцати полковников, утвердила поименный список реестрового казачества.